Изъяснялась Юшка, лениво пережевывая травяную жвачку, что бывалые моряки табаком жевательным балуются. Намедни полюбопытствовал Людвиг, мол, а чаво это она время от времени срыгивает? А фейри возьми и брякни сдуру – яд сцеживаю. Ух, как взбудоражился молодец! Проходу баггейну с ядом этим проклятущим не давал: а что за яд? А как работает? Смертельный? А он с клыков капает яко у змеи, иль то слюна ядреная? А кусать надо иль достаточно плюнуть? Юшка, не будь дурой, возьми да плюнь! Прямо МакНулли в лицо. Яда у нее, знамо дело, не имелось (а жаль!), одначе травяная жвачка, щедро сдобренная соком желудочным, оказалась гадостью дюже клейкой. Полдня отдирал ее Людвиг, и то вместе с ресницами вышло. Впредь стоило фейри срыгнуть, как молодец прытко укрывал глаза ладонью. Мало ли.

– Есть оборотни по рождению, а есть обращенные по проклятию.

– А ты?

– А я по дурости.

– Значит, по проклятию, – кивал Людвиг, черкая пометки очередные.

– Смекаешь! У тебя-то, поди, в дурости опыта не меньше нашего, – не упускала шанса поддеть рыжего за живое, гнусно подмигивала Юшка. – Не запамятуешь, чаво мы тут с тобой научили, ученичок, а?

– Не запамятую, – сдержанно выдавливал молодец с улыбкой вымученной, не отрывая от бестиария глаза свои зеленые, точно озера лесные. – Для этого и записываю…

– Ну-ну, ну-ну.

Опосля к ним непременно заглядывала Пыля, приглашая отведать чаю с плюшками, пирогом, овсяными лепешками, кексом, ватрушками, кренделями или на что ее сегодня «пронесло». Сдоба завсегда была хороша собой, а чай нередко приходилось заваривать вдругорядь, стоило баггейну едва нюхнуть. Горе-знахарка вновь и вновь перепутывала мешочки со сборами.

Ходили в леса и болота по травы. Точнее, по травы ходила Пыля, а у МакНулли единый интерес по жизни – фейри. Ой, и ненавидела сие вылазки Юшка! Да за выводком сотни свежевылупившихся цыплят уследить проще, нежели за этими двумя! О многочисленных попытках травницы скоропостижно свести счеты с жизнью оборотень знавала не понаслышке. Девушка кичилась, дескать, знает в лесу каждую опушку и тропку. А фейри глумливо напоминала, как та едва не утопла в багне77, постыдно спутав стороны света.

– Ну, ошиблась чутка. И вообще, там было всего по колено!

– Ага, токмо ты нырнула туда вниз башкой!

С Людвигом дела обстояли, куда хуже. Юшка доподлинно уяснила – животное чувство самосохранения молодец посеял вместе с тенью. За травницей следи, чтоб та поганки заместо опят в корзинку не сунула да в канаву не провалилась. А МакНулли – напасть иного рода. Спасу от него неуемного нет! В каждую нору пролезет, в каждое дупло заглянет, до зверья мимо бегущего докопается, зубы ему пересчитает, чай не фейри обращенная? Особо худо делалось оттого, что Людвига учуять никак нельзя. Ну немыслимо оборотню не приметить человека, засевшего на суку в каких-то жалких нескольких сажен! А Юшка возьми и не приметь. Диво! Признаться, по совести нечистой, имелась парочка хитроумных трюков, коими стрелянные охотники пользуются, чтоб нос звериный чуткий обмануть. Взять хоть дедовский проверенный метод: натереться борец-корнем78 (в простонародье его еще «козьей смертью» кличут, отчего Юшка гадливо скалилась). Он-то любой дух отобьет! Но и натираться им нужно знающи. А то, того и гляди, дух из самого охотника выбьет – борец, поди, ядовитый. А Людвигу-то борец-корень и без надобности вовсе. Не пах рыжий ничем. Не водился за ним дух людской. Сливался он с окружением, как лягушка с ряской. Был в лесу – пах лесом! В деревне – деревней! Знамо ело, нет тени у тебя – нет и привязки прочной к миру прямому. Будет шлюпкой мотылять тебя по волнам, швырять о берега. Нет тени, значит и тебя будто нет. А ты есть. Незадача. Ворожба на МакНулли тоже косо ложилась. Оставалось надеяться на глаз зоркий да слух острый. Благо, молодец вечно мурлыкал что-то себе под нос. Заткнуть его – другой вопрос.