, для парня – обыкновенное дело. Коль судить по общей «поклацканости», цапали того не единожды.

– Не знаю. Отчего-то не всем любо о фейри балакать.

– Я в ступоре!

– Я тоже! – горячо подхватил Людвиг, не смекнув, что над ним потешаются. – А книжица, то мой бестиарий67 скрытого народца. Уж несколько лет тружусь я над ним. Вношу туда всех ныне живущих фейри. Дословно описываю, зарисовываю и стараюсь классифицировать, по возможности. Осмелюсь признать, я лучший в своем деле!

– Легко быть лучшим, когда ты единственный, – прозорливо заметила девица, разом скомкав волшебство момента.

– Бродить по нехоженым тропам дело непростое, – попытался неуверенно оправдаться МакНулли. – Дорогу прокладываешь сам и ничего не стоит сбиться с курса.

– По прямой бы ты бродил, а не петлял, как подстреленный заяц, ажно и не сбивался бы! – фыркнула Юшка. – Тем, чаво тут понаписал, можно подтереться. И на кой хрен оно тебе надо?

– Никто раньше такого не делал.

– И?

– И кто-то должен сделать.

– Тоска.

– Ты просто не понимаешь!

– А я и не хочу.

– Ч-что?

– С чего все разом порешили, что их должны понимать? – вкрадчиво-приторным до оскомины голосом поинтересовалась баггейн. – Много чести! Мало толку! Поверь, сопляк, чужие забобоны я готова принять. Ежели у кого нет в башке тараканов, то те сдохли на пару с владельцем. Но силиться понять всех и вся… То выше моих сил! Так и сбрендить недолго.

Не стал возражать МакНулли, призадумался над словами оборотня.

– А на счет книги твоей бесовской…

– Бестиария.

– Один хрен, – отмахнулась Юшка. – На что ты уповал, белебеня68? Да тута от балды четверть написана! Эдак сочинять ты мог и дома сидя на печи, а не мочить килт в болоте. Тепло, сухо, комары не жрут, а толку как не было, так и нет.

– Совсем худо? – вопросил Людвиг убито.

– Как бы тебе, межеумок69, внятно объяснить? Остаться в живых, повстречавшись с боглом70, можно, коль не следовать твоим «советам».

Пролистал бестиарий МакНулли вдумчиво, ожог на подбородке почесывая да кончик карандаша покусывая, доколе не озарило его. Наивно чаяла Юшка, что свалит молодец в расстроенных чувствах. У того, же супротив, подозрительно радостно глаза загорелись. Не к добру. Ох, не к добру.

– Юшка, а ты хорошо кумекаешь в народце скрытом?

Указала баггейн красноречиво на рога свои:

– Стебешься? Ясень люль71! С кем поведешься, знаешь ли.

– Добро! Не могла бы мне помочь? Твой личный опыт бесценен!

– О, само собой! Я по образованию магистр чудесных наук!

– Взаправду?!

Подскочил Людвиг на месте, тотчас коленом саданувшись об край стола, и уставился на оборотня с собачьим обожанием: и на задних лапах постою, и голос подам – косточку кинь!

– Епт твою мать, – простонала оборотень, кудлатую голову на кулаки уронив. Нет, она его прибьет, честное слово. Прямо здесь и сейчас. – Остуди пыл! Скажи-ка мне лучше, ушлепока ученный, ты на кой хрен тогда сидел дятлом на суку? А? Недобитый спаситель сирых и убогих фейри, ты меня загодя из ловчей сети вызволить не мог? Скажем, покуда кровопийца бородатый не пожаловал. Иль у тебя на подлинный героизм не встает без свидетелей?

Застыдился молодец, хотел было оправдаться пред баггейном:

– Дело как было, видишь ли, смола дюжа липкая и…

Нежданно-негаданно распахнулись ставни со скрипом, точно ветер буйной их кулаком саданул, и, сметя добрую половину утвари с подоконника, в окно протиснулась огромная лохматая морда. Едва не выколов рогами у сидящих за столом зенки, морда попыталась стряхнуть с челкастой башки занавеску. Попытка увенчалась выдернутым из стены карнизом, кой вкупе с уцелевшей шторой грохнулся на вопящего дурниной Людвига.