Глава 6. Лозняковое Болото

Глупый мальчик бежал по дорожке. У глупого мальчика подкосились ножки. Вдруг упал с дорожки, переломал ножки. Заплутал он в чаще. Выл он от несчастий. Звери облизнулись, звери усмехнулись. Глупый, глупый мальчик, порванный на части.


Близ Пустоши Орлиного Озера тянулось глухое лесистое болото. Много миль земли сожрала поганая топь. И молва о ней ходила недобрая: чай, забредет кто туда ненароком – человек ли, зверь ли – сгинет без следа. Звалось сие гиблое место Лозняковым Болотом.

Но, что та марь для дважды проклятой души? Болото пересечь, что поле перейти! Юшка с кочки на кочку перескакивает, во мху тропку отыскивает – в трясине увязнуть не страшится. Чует звериным нюхом, где гнила водица, а где сыра земля. А Охотнику приходится несладко. Кругом глушь да мочажина, осока и пушица высокие, кустарники колючие. Каждый шаг может обернуться последним, коль не разглядишь заветную тропу.

Фейри убегать и не спешит. Подоспел черед зверя «нагуливать себе аппетит». Сделает два проскока и замирает, ждет. Ей и оглядываться нет нужды. Вон он, плетется родимый: трещат ветки брусники, чавкают промокшие броги, устало хрипит глотка, скрежещут зубы. Последняя дробь ушла в молоко. Бесполезное ружье висело на плече мертвым грузом. Оборотень скалится. Ишь, упертый какой выискался! Иной бы плюнул да взад повернул, покамест медленную, но верную гибель не сыскал. Утопнуть в болоте – смерть гнусная, уж Юшка знает! Скольких она здесь за пару веков схоронила? Кто считает!

Не успели оглянуться, как стемнело, и стежки на Лозняковом Болоте уж не видать совсем. Над землей то тут, то там начали вспыхивать призрачно-голубые огоньки – блудички. В некоторых частях Схен их прозывали «свечами покойника». Завидеть блудички – ровно получить предупреждение о скорой кончине. «Поворачивай к черту! Здесь тебе путь заказан!» – недвусмысленно кричали они. Но никто никогда не слушает. Самоуверенные, отчаянные глупцы. А ведь их не раз предупреждали: не гуляй на болотах, не слушай щебет одинокой камышницы, не вдыхай одурманивающий запах багульника, не следуй за мерцанием блуждающих огней. Раз ты уже плутал. Еле ноги целым воротили домой! Но нет, куда там!

Баггейн уж намаялась круги по топи нарезать, отсчитывая чужое везение, когда позади раздался долгожданный «бултых». Фейри выпрямилась в человечьей личине и осторожно ступила к краю кочки. Охотник тонул быстро. Немудрено, здоровенный детина с обвесом! Видать, знатно его припекло, коль рванулся очертя голову, сквозь болото, не смекнув оставить лишний груз. Ну, долго мучиться не будет.

– Ох, заманал ты меня, вытсыпа54. Весь зад в мыле!

Смерила Юшка мужика взглядом оценивающим, взглядом едва таящегося живодера. Точно примерялась, с какого места начать кожу срезать, как некогда Охотник примерялся к ней. Не людской то был взгляд – звериный. И поделом, что на двух ногах стоит и человечье слово молвит. Да и что труднее: найти человека в звере или выгнать зверя из человека?

Услыхав брань Охотника, баггейн широко оскалилась, обнажая набор крепких зубов, с едва заметными клыками. Ой, как шел ей тот оскал! Оскал, кой подчеркивал всю сущность чудовищную. Оскал, кой обнажал наспех запрятанные бездны злобы, низости и уродства всякого. Один раз глянешь на эдакую вот улыбочку, и слова никакие не потребуются более. Все вмиг ясно станет.

– Ружье-то брось! Жалко вещицу хорошую. Ствол денег стоит, а твоя жизнь – дармовая.

Пролетела двустволка над левым плечом оборотня. Разразилась Юшка хохотом.

– Тварь, на свете том счеты сведу, погань! Гала!