– Ревнуйте молча. Не дай бог, услышит меццо-сопрано… падёшь, как Иуда Искариот, безвременной страшной смертью. Всё, диспут зашёл в тупик. Ты полон софистикой, как садовый компост червями. Стопы стихотворные хромают, слог библейский, и тот перевран. Ты лучше вот что. Возложи-ка левую руку на англо-русский словарь и донеси своё кредо. В трех кратких императивах.
– Кредо возложить? В кооператив?!
– Сформулируй творческое кредо. Так сказать, символ веры. В трех не слишком туманных фразах.
– Хитришь, лукавый мавр! Двух слов в простоте не скажешь. Попробуем… не быть, а паче всего не выглядеть ангелом, это во-первых. Не попрошайничать, не брать взаймы или совета от нечестивых… ходить к ним, короче, незачем. Пореже быть гадом. А кем тогда? Хм-м… не терять достоинство в присутствии проверок или бандитов – и к пассажиркам не приставать. Могу продолжить, но главное, вот оно.
– Феерично! – сказал Субботин. – Про ангела ты крепко меня уел. Лицемерие – мать всех грехов… а может, отец. У нас ведь какая служба?
– Что для людей ни делай, почаще оглядывайся. Улыбнутся в лицо, плюнут на спину.
– На себя лучше посмотри. Пока ты не убедишь клиента, куда ему плыть, каким маршрутом, а главное, что это сам клиент до всего дотумкал, часами вертишься нижним бюстом. На пенсии буду работать дрелью… Ну что, мученик веры, тяпнем-ка по глоточку. Я пересох, как старый сухофрукт. Тост! За нескончаемые мелочи жизни! За вечнозелёные светофоры.
– Избави Боже! Покалечится вся движуха. Во тьме ты рождённый, Вилька, во тьме невежества и издохнешь. Сам же рассказывал, в роддоме свет погас в ту минуту, как ты на свет появился. Тебя, похоже, по звуку под столом и нашли… лежал и спокойно покряхтывал, обдумывая новую комбинацию. В происхождении нет полной ясности. Слышал, что из крестьян, но это не точно. Скажи, а в чём же тогда смысл жизни? Деньги ваши, будут наши?
– Смысл жизни – в ожидании счастья. А счастье, бывший танковый бог – покой в душе и небо в алмазах. Да свершится сие однажды…
– Молитва лакея. Мы не рабы, Уильям, мы дети Божьи !
– Аллилуйя! Скажи аминь на это. Пройдём по глоточку… займись пока резьбой по мясу и хлебу.
Питомцы школы Эпикура, наговорив друг другу с три короба, допили гордость винодела, винтажный «Реми Мартен». Субботин, агностик и лютеранин, алкоголь практически не употреблял, но часто превозносил его. Вполне хватало того, что подносили клиенты. Другой натурой брать, а предлагали много чего, риэлтор брезговал. Зато гостинцам был искренне рад. Однажды благодарные переселенцы из питерской коммуналки прислали мёд и сушеную рыбу из Подмосковья. Не порти карму, живи без горя, повторял коллегам Субботин.
Михеев был завзятым конфуцианцем. Цитировал мыслителя по всякому поводу, но мало уживался с его сентенциями. Размеренный мозг танкиста соседствовал в таксисте с поистине взрывным темпераментом. Сапёр какой-то, прости Господи, не танкист! «Скажи на милость! – размышлял Вилька, домывая посуду. – Первая заповедь таксиста – ангелом не казаться. Со стороны посмотришь, обычный с виду укурок… ан вота вам, светик ясный». Расставаясь, соседи дружески похлопали друг друга по животам – закуска на столе была, как водится, Вилькина, Михеев хронически не успевал едой запасаться, карма сухомятки и многочасового пребывания за рулём непрестанно угрожала ему геморроем – и разошлись, усталые, но довольные, как поединщики с кулачного боя на Пасху.
Переодевшись и заглянув в ежедневник, забив бельём стиральную машину, Вилька, блаженно охая, принял ванну «с пеной у рта», по выражению того же Михеева. Щёлкнул по носу нырявшую поблизости резиновую уточку, подарок Даши на Новый год. Освежившись, надеялся забраться на отдых в свежие простыни, да не тут-то было. Грянул вызов, телефон звучал так отвязно и громко, что представлялось очевидным, кого хотят и почему сие ничем хорошим не кончится.