Показался мост Сирахигэ-баси. Однако женщина продолжала шагать вперед по береговому валу: поворачивать назад она, судя по всему, не собиралась. Я остановился, испытывая определенные сомнения. Не мог решить, следовать за ней дальше или нет. И тут заметил, что она вдруг начала спускаться с гребня насыпи. Я решил продолжить слежку. Хотя, спустившись с насыпи, не смог даже примерно предположить, куда выведет обнаружившаяся внизу дорога. Дорога эта тонула во тьме, тут и там виднелись лужи. Женщина не пыталась их обходить. Временами, когда она ступала в воду, до меня доносился тихий, приглушенный плеск. Никакие другие звуки окружавшую нас тишину не нарушали.

Вскоре я осознал, что мы забрели в какое-то странное, незнакомое мне место. Впереди возвышалось на удивление большое здание с целиком остекленными стенами. При этом почти все стекла в нем были побиты. Дальше, прямо за испещренной провалами стеклянной громадой я разглядел чернильно-черные воды Сумиды. В самой громаде, напоминающей руины какого-то конторского дома, обитали, как видно, лишь пустившиеся в безудержный рост сорняки.

Перед странным стеклянным зданием женщина замерла. Потом я разглядел, как она, нагнувшись, поднимает из-под ног камень, прицеливается и, вложив в бросок все силы, запускает его в последний уцелевший фрагмент стекла. Раздался резкий звон. Я увидел, как посыпались осколки. А когда опомнился, оказалось, что женщина со всех ног убегает прочь и уже успела отбежать от здания на приличное расстояние.

Чтобы не потерять ее из виду, мне тоже пришлось немного пробежаться. В какой-то момент она вновь перешла на шаг. Я последовал ее примеру. Куда она направляется и что собирается делать, для меня по-прежнему оставалось загадкой. Мы прошли задворками какого-то завода, пересекли рисовое поле, миновали кладбище. А затем вновь очутились на беговом валу. Вот только моста Сирахигэ-баси было уже не видать: я понял, что мы вышли к хлопкопрядильной фабрике, стоявшей от него довольно далеко. Тем не менее, пройдя мимо закоптелого здания фабрики, большого и мрачного, женщина не остановилась: очевидно, она собиралась идти по берегу еще дальше.

Слежку пора было прекращать. Я валился с ног от усталости, к тому же вполне убедился, что дама не в себе: продолжу так же пристально приглядываться к ней – и, как пить дать, сам лишусь рассудка.

Я наконец остановился, проводил взглядом удаляющуюся по насыпи женскую фигуру, а затем, когда та полностью скрылась из виду, развернулся и двинулся в сторону пристани Канэгафути[21].

Разбудил меня возвещавший о наступлении нового дня свежий ветер с реки: накануне, совершенно обессиленный, я заснул прямо на скамье у пристани. Примерно через полчаса мне удалось сесть на спускавшийся от Сэндзю-Охаси[22] речной пароходик. Я думал, что в такой ранний час на нем никого не будет, но, против ожиданий, увидел пять-шесть пассажиров. Все – владельцы рыбных лавок, спешащие закупаться на приречный рынок. Их оживленные разговоры и шум двигателя, от которого сердце как будто само собой начинало биться быстрее, заставили меня проснуться окончательно. Вдыхая разлитую в утреннем воздухе свежесть, я почувствовал, что возвращаюсь к жизни.

На левом берегу показалось знакомое мне по прошлой ночи высокое стеклянное здание. Я спросил у стоявшего рядом торговца:

– А что там за стеклянный дом?

– Вон тот? – Торговец указал в его сторону. – Развалины старой киностудии «Никкацу».

Впечатленный, я оглядывал с палубы речного парохода гору стекол, среди которых не осталось, кажется, ни одного целого. И перед глазами вставал образ сумасшедшей, швыряющей камень из желания еще хоть что-нибудь разбить.