Он забрал снимок и вышел на улицу. Весенний ветер снова донёс запах моря. Впервые за долгое время ему не хотелось бежать от прошлого. Он чувствовал, что, быть может, именно здесь он сможет начать сначала – с тем, что осталось, и тем, что удалось вернуть.

Прошла неделя. Юнхо всё ещё жил в маленьком гестхаусе у побережья, вставал рано, пил кофе на крыльце и смотрел на море. Он ходил по улицам, где рос, встречал знакомые очертания домов, но всё вокруг было чуть иным – как будто прошлое выцвело, но не исчезло.

Однажды днём он решил вернуться к дому, где когда-то жила их семья. Теперь там была небольшая мастерская – на двери висела табличка: «Ремонт велосипедов. Ли Джису».

Он постоял немного, потом толкнул дверь.

– Секунду! – крикнули изнутри.

Из-за прилавка вышла женщина в рабочем фартуке, с масляным пятном на щеке. Она остановилась, всматриваясь в него.

– Юнхо?.. – голос её дрогнул. – Ты что, правда это ты?

Он улыбнулся, неловко, по-детски.

– Привет, Джису.

Они сели на лавку у стены, как когда-то – дети после школы. Молчали. Потом говорили. Смеялись. Вспоминали. Она рассказала о Мину – он погиб тогда, в аварии, но до конца жизни оставался в её памяти самым добрым мальчиком в квартале.

– Я долго не возвращалась к этим улицам, – признался Юнхо. – Думал, если уехать – всё затихнет. Но оно просто ждало, чтобы я вернулся.

Джису кивнула.

– Мы все чего-то ждём. Иногда – самих себя.

Солнце садилось за крышами, и Каннын наполнялся вечерними огнями. Город, когда-то забытый, теперь снова стал домом – не потому, что остался прежним, а потому, что в нём остались те, кто помнил.

Юнхо посмотрел на море, отражённое в стекле витрины, и понял: прошлое не вернёшь, но можно встретиться с ним – один раз, честно. И тогда оно отпустит.

Сонмин пришёл в ту чайную случайно. Утро было хмурым, и Сеул пах мокрым асфальтом и клейкими листьями гинкго. Он шёл без цели – просто не хотел возвращаться домой, где тишина слишком громкая после её ухода.

Чайная на втором этаже старого здания в Чхонно выглядела почти невидимой: деревянная дверь, выцветшая табличка, и слабый звон колокольчика, когда он вошёл. Внутри пахло мёдом, древесиной и чем-то напоминающим детство. Хозяин – пожилой мужчина в сером ханбоке – кивнул, не задавая вопросов.

– Что посоветуете для тех, кто не знает, зачем пришёл? – спросил Сонмин.

Хозяин чуть улыбнулся.

– Чай из ферментированных листьев. Вкус меняется с каждым глотком. Как жизнь.

Они молчали. За окном стекало утро, а чай остывал медленно, будто не торопясь в сегодняшний день. Сонмин чувствовал, как в груди становится чуть легче, как будто кто-то развязал тугой узел, давно затянутый внутри.

Когда он поднялся, чтобы уйти, хозяин сказал:

– Возвращайтесь. Даже если снова не будете знать зачем.

На улице уже светило солнце. Люди спешили, машины гудели, Сеул жил своей обычной жизнью. А он – просто шёл, впервые за долгое время не думая о том, что всё кончено. Может быть, ещё нет.

Деревня Чхвалью стояла в тени гор, где сосны росли высоко и ровно, как колонны храма. Здесь всё было медленнее: утро начиналось с гула петухов, день – с запаха риса, а вечер – с тишины, которую не нарушал даже ветер.

Хёну приехал сюда после увольнения. Он не говорил никому – ни родителям, ни друзьям. Просто собрал рюкзак, сел на автобус и доехал до последней остановки, где асфальт заканчивался, а тропа начиналась.

Дом, в котором он поселился, принадлежал его деду. Старый, деревянный, с глиняными стенами и крохотным двориком, заросшим мятой. Электричество было, но сигнала не ловило. Только время – и его становилось всё больше.