– «Все пропало»! – передразнил он. – Да, все пропало! И пропало потому, что ты…

Артур вышел из машины, и они на миг замолчали, заметив его. Он приблизился, не глядя им в глаза, его взгляд был сосредоточен на руинах. На нем был простой темный костюм, который казался неуместным на фоне этой катастрофы. В руках он держал планшет с зажимом для бумаг и небольшую фотокамеру.

– Мистер и миссис Тернер? Артур Финч, страховая компания «Гарант».

Его голос был тихим и ровным, лишенным всякого выражения. Он не выразил соболезнований. Соболезнования были ритуалом, социальной смазкой, а он имел дело с фактами. Роберт Тернер ухватился за него, как утопающий за соломинку, его гнев тут же сменился отчаянной надеждой.

– Да, да, слава богу. Вы должны нам помочь. У нас ничего не осталось. Ничего!

Артур кивнул, и этот кивок не обещал ничего, кроме выполнения протокола. Он обошел дом по периметру. Каждый шаг был выверен. Он фотографировал. Вспышка на мгновение выхватывала из полумрака руин детали абсолютного распада: разбитую фарфоровую куклу с почерневшим лицом; изогнутую, оплавленную вилку на остатках кухонного стола; страницу из детского альбома с фотографией улыбающейся девочки, края которой обуглились, оставив в целости только один ее смеющийся глаз.

Он не чувствовал ужаса. Он видел лишь материю, перешедшую из одного состояния в другое. Вещи, лишенные своей знаковой функции, вернулись к своей сути. Диван перестал быть символом уюта и семейных вечеров; он стал просто кучей мокрого пепла и ржавых пружин. Телевизор перестал быть окном в мир развлечений; он стал комком ядовитого пластика. Это был конечный пункт общества потребления, его последний, честный вид. Руины.

– Очаг возгорания определили в прачечной, – сказал Артур, делая пометку в блокноте. Его ручка тихо щелкнула. Этот звук был единственным упорядоченным элементом в окружающем хаосе. – Короткое замыкание в сушильном аппарате. Это предварительная версия пожарного инспектора. Вы согласны?

Сьюзан снова заплакала.

– Мои фотографии… все свадебные альбомы… они были в шкафу в гостиной…

Артур не посмотрел на нее. Его вопрос был обращен к фактам, а не к чувствам.

– Мистер Тернер?

– Да, черт возьми, сушилка, – прорычал Роберт, бросив злобный взгляд на жену. – Я ее сам чинил месяц назад. Думал, протянет еще. Надо было новую купить.

В этой фразе было все: их мелкая экономия, их отложенные решения, вся механика их жизни, давшая сбой. Их горе было настоящим, но оно распадалось на десятки мелких, эгоистичных обид. Их обвинения друг друга были громче, чем треск огня, который уничтожил их дом. Они были не командой, столкнувшейся с бедой, а двумя одиночествами, запертыми в одном коконе общего несчастья, и теперь этот кокон лопнул. Они страдали не от потери дома. Они страдали от того, что огонь сорвал с них все маски, обнажив их взаимное недовольство и тихую, застарелую ненависть. Они оплакивали не вещи, а удобную иллюзию, которую эти вещи помогали поддерживать.

Артур закончил осмотр. Он подошел к ним. Его лицо оставалось бесстрастным. Он не был судьей. Он был оценщиком. Он оценивал ущерб, нанесенный материи. Оценивать ущерб, нанесенный душам, было не его работой. Да и возможно ли это? Ведь души калечат себя сами, своими собственными суждениями.

– В течение сорока восьми часов с вами свяжется наш агент для оформления временного жилья и выплаты аванса, – сказал он тем же ровным тоном. – Постарайтесь составить максимально полный список утраченного имущества. Это ускорит процесс.

Он протянул Роберту Тернеру визитку. Мужчина взял ее, его пальцы дрожали. На мгновение их взгляды встретились. Во взгляде Тернера была мольба: «Скажите что-нибудь. Скажите, что все будет хорошо». Во взгляде Артура было лишь спокойное, отстраненное внимание. Он уже думал о следующей папке на своем столе.