– В-третьих, – кашлянув, глухо продолжил он, – после своего спасения я узнал, что из диспетчерской пришел приказ не разбирать завал, хотя мои товарищи сообщили, что за завалом находится человек. Меня пытались убить, м? Ну и последнее: во время обвала я был один, и меня никто из других шахтеров не видел. Мне очень интересно узнать, вы просто специально мне сказали, якобы у вас есть свидетели? Или вы запугали кого-то ради признательных показаний? Или купили?

– Пошел вон, – не выдержал безопасник.

Он сказал это тихо, но в голосе явно читалась агрессия.

– Вон пошел, – повторил он, тяжело дыша.

Найд на ватных ногах отправился прочь из кабинета. Сердце гулко стучало, дыхание перехватывало.

«Что же я наделал?» – крутилось у него в голове.

Найд был уверен, что это конец. Его вышвырнут! И зачем он попер против начальства – да еще против самого безопасника! Это же чуть ли не второй человек на шахте! По крайней мере, по влиянию на управляющего.

Найд зашел в лифт и несколько раз сильно стукнул себя по лбу ладонью.

«Я идиот! Идиот!» – ругал он себя, представляя, что его ждет.

Методы воздействия на работяг были стары, как мир. Либо за ним найдут парочку прошлых косяков, от которых Найд не сможет отмазаться, либо будут пристально следить в будущем и чуть ли не каждый шаг за ним записывать, чтобы потом предъявить… Либо иначе как-то подставят. Дело закончится крупными штрафами, если не увольнением. Вероятно, своим выпадом Найд сильно перешел дорогу начальству шахты. И он знал это. Единственная причина, по которой Найд не сдержался на этот раз, хотя раньше доводилось подписывать подобные унизительные признания – сегодня он чуть не погиб. Едва не оказался завален по чьей-то халатности или жадности… И это было уже пределом даже для такого терпилы, как Найд.

Но вот если бы Баксон перед Найдом извинился, и дело бы обошлось без всяких там подстав – Найд бы не стал раздувать ситуацию. Он был в этом уверен. Он боялся потерять свою работу, хоть она и была неблагодарной. Боялся, что однажды он окажется перед неизбежным увольнением или невозможностью работать вследствие травмы – и не найдет смелости что-то изменить. Менять уклад жизни было страшно, и Найд убеждал себя в том, что это практически невозможно. Все тяжело работают в Вероне. С чего бы ему быть исключением?

«И все равно, – сказал себе Найд, выходя из лифта, – даже если я чуть не погиб, наверное, не стоило так говорить с ним. Я ведь ничего не добьюсь. Ничего, точнее, хорошего»

Он прошел через проходную, дежурно кивнув охраннику и приложив карточку к турникету на выходе. Рамиса в здании не было. Найд предположил, что друг дожидается его на улице и пошел по направлению к дверям.

Высказывая открытые обвинения Баксону, Найд действительно сильно рисковал. Каждый управленец в Вероне был априори выше рядового жителя. Все административные должности в городе занимали граждане. Их юридический статус не шел ни в какое сравнение со статусом беженца. Другое дело, что, как поговаривали, управленцев просто так в захолустные городки по типу Вероны не отправляют. Надо было чем-то не понравиться начальству, сдерзить, перейти дорогу, облажаться…

Поэтому свое пребывание в Вероне, пусть и на управляющих должностях, они вполне справедливо считали наказанием. Были бы сговорчивее или умнее – не оказались бы в этой дыре. Но тут они были местными царьками, и от их слова зависело многое. Очень многое… Учитывая, что беженцам приходилось обеими руками держаться за рабочие места и кристально чистую репутацию, любой управленец мог бы с легкостью поспособствовать превращению жизни в ад – тому, кто перешел ему дорогу. Это случалось, хоть об этом редко говорили вслух. Но случалось всякое.