— Я думал, ты скажешь заранее, и я провожу тебя.

— А я думала, что ты заранее расскажешь о своей дочери, — отрезала я и нажала сброс.

На повторные звонки я не ответила, хоть и была такая возможность. Пассажиры гудели, переговаривались между собой, кто-то радостно предвкушал полёт, встречу с родственниками, кто-то тревожно озирался по сторонам. Некоторые делали селфи, отправляли близким, друзьям. Я же просто отключила телефон.

У меня не было родных, которые бы интересовались, где я нахожусь, куда и насколько лечу. Кроме родителей и сына, но им звонить было поздно, даже когда я только купила билет. Сейчас же у них время летело к рассвету — самый сон.

Не было друзей. Все мои друзья остались в прошлом. В настоящем я не стремилась обзаводиться новыми. Возможно ли это к тридцати годам? Я сомневалась и проверять собственную теорию совершенно не хотела.

И не было близких… Больше не было. Единственный за последние годы человек, которого я причислила вопреки голосу разума к близким, меня обманул…

Несмотря на усталость, как физическую, так и моральную, я не смогла уснуть. Таращилась воспалёнными глазами в полутьму, освещаемую тусклыми лампами. В основном люди спали, с трудом пристроившись на узких, тесных креслах. Рядом со мной дремал высокий мужчина, держа за руку маленькую девочку, лет четырёх-пяти. Та облокотилась на плечо папы — это был именно папа, я невольно стала свидетельницей их разговора, — и обнимала рукой розового монстра, точно такого же, как несла дочь Лёши. Мирная, идиллическая картина, заставляющая меня снова и снова вспоминать и думать.

На что я обиделась на самом деле? Что обидело меня настолько, что я бросила трубку, подобно истеричной школьнице, которую мальчик не поздравил с первым днём весны.

Алексею за тридцать лет. Он был женат, наличие у него ребёнка логично. Нормально. Когда-то, в прошлой жизни, я не представляла семью без детей, видимо, его жена или сам Лёша думали так же. Ведь это объяснимое желание — родить ребёнка. Почему я не задумалась над этим, когда он рассказал, что был женат?

В самом ребёнке, милой девчушке, которую я видела, не было и не могло быть ничего ужасного, отталкивающего. Просто ребёнок, точно такой же, как спящая рядом девочка или Кирюша, или сотни других ребятишек.

Дело в том, что женщина, которая вела дочку Лёшу, поцеловала его в любезно подставленную щёку? Это могла быть родственница, двоюродная сестра, подруга детства. Кто угодно. Однако, та самая женская интуиция, которую невозможно погасить, подсказывала мне, что женщина в пуховике — бывшая жена… Бывшая ли?

Случается, что люди после развода остаются в хороших отношениях, порой дружеских, но поцелуй при встрече — другой уровень близости, далёкий от понятия «бывшая» или «бывший». Я представить не могла, чтобы увидев Илью, захотела его поцеловать. Моё желание при единственной встрече после развода было убежать, и только невозможность самостоятельно встать с больничной койки и демонстративно маячивший в дверях знакомый не позволили мне скатиться в банальную истерику.

Ревность. Выходит, во мне говорила ревность. Чувство, на которое я не имела никакого права.

Мы свободные люди, между нами был только секс, напомнила я себе, чтобы придушить гадюку, которая продолжала меня душить, подпуская понемногу яд в кровь. Позволить себе страдать из-за мужчины я не могла. Не собиралась это делать. У меня были планы на новую жизнь, ворох нерешённых проблем и желание начать всё с начала.

А Лёша… что ж, я была готова оставить его в прошлом, перешагнуть через собственную обиду, как через нечто неважное, незначительное. Дурное. Именно к такому выводу я пришла сидя в гулкой тишине авиасалона.