11. Глава 11.

Сабиров

— Арслан, здравствуй.

Головин.

На доли секунды его звонок дезориентирует, но я справляюсь с собой, прежде чем ответить, и сейчас полностью владею своим голосом.

— Здравствуй, — говорю спокойно, насколько могу.

А в башке одновременно несколько вариантов, просчет каждого хода. Знает ли он о том, что мне могут подкинуть левый договор? Связаны ли они с похитителем? Почему он позвонил прямо сейчас?

— Нам нужно ускорить регистрацию нашего договора, — говорит, а я чертыхаюсь, — его могут провести уже сегодня.

— К чему такая спешка? — нейтральный, вполне оправданный вопрос.

— Решили не тянуть,, нужно ускоряться. Ты же знаешь, скорость в нашем деле решает многое.

Я отчетливо скриплю зубами. Точно эту же фразу я говорил пару минут назад Дамиру. Ощущение, что я загнанный в ловушку зверь, и стены вокруг сжимаются, и будут сжиматься до тех пор, пока не оставят от меня мокрое место.

— Плохо, что планы меняются так внезапно, — неодобрительно комментирую я, — тот самый случай тоже сместится?

Говорим расплывчато, на случай если кого-то из нас могут слушать. В разработке я уже бывал дважды, в последний — два с половиной года назад. Как раз, когда исчезла Карина, как оказалась, беременной дочкой.

— Там все по плану.

Страховой случай планируется через месяц-полтора, не раньше. Но я вдруг отчетливо понимаю, что нифига так не будет. Теперь, когда кто-то неведомый влезает в игру, путая карты, он просто не позволит затянуться делу, а значит, пожар может случиться со дня на день.

Кто же эта расчетливая мразь?

Ни один их тех людей, на которых бы я мог подумать, на эту роль не подходит. Я прикидывал на каждого, но нет. Единственный человек, способный устроить такое шоу, давно гниет в земле, и я готов плюнуть на его могилу еще несколько раз.

— Все будет на мази, — Головин отвечает довольно. Я недолюбливаю его, но сотрудничаем мы не первый год. А это значит, что договор за мной уже почти не перепроверяют, да и кто будет ждать там этой чертовой правки? По которой отвечать мне, мне, а не ему.

Никто не ждет от меня самоубийства.

А я иду послушно, как крыса за дудочником, не хочу, но лапками перебираю в сторону реки, чтобы добровольно утонуть.

— Договор проверять будешь или сразу его везти?

— Вези, — великодушно отвечает Головин, — свои же люди.

И я усмехаюсь, ощущая, что забрался за дудочником уже по самую макушку, воздуха больше нет, а музыка все еще звучит.

— Хорошо, — говорю ему, — отправлю Дамира.

Мы прощаемся, я сажусь на диван, вытягивая вперед свои руки. Они не трясутся, на удивление ни грамма волнения. На разбитых костяшках запеклась кровь, я по детской дурной привычке сдергиваю резко корочку, самую большую, и тонкая алая лента начинает стекать с нее, прячась за манжету рубашки.

Поднимаю руку ближе и слизываю с раны кровь языком, соленую, с привкусом металла. Сдаваться еще рано.

У меня есть возможность все переиграть, нужно только уцепиться хоть за какой-то хвост, чтобы распутать весь клубок.

Дамир с людьми осматривает камеры, это требует времени, но я почти уверен, но на след мы выйдем. Интуиция в таких случаях подводит меня редко.

Кровь еще продолжает скапливаться большой алой каплей на самой верхушке кости, я разглядываю ее, дожидаясь, когда капля набухнет, чтобы сорваться вниз, падая неровной кляксой на мой телефон.

Звонок одного из охранников вызывает волнение: Володя следит за территорией дома и за Кариной, и попросту звонить мне не станет.

— Что случилось? — перехожу сразу к делу, и слышу его плохо скрываемое недовольство.

— Девушка крушит дом и требует позвонить вам.