нас пока не настолько замучил прогресс,
чтоб за каменным тыном домов-небоскрёбов
не смогли разглядеть мы природных чудес!
и поэтому мы и добрее, и чище,
мы с Урала, и это – конечный итог!
…но мужик наш суров, он прирос к топорищу,
и «коль чё», шутников мы сотрём в порошок.
Абонент недоступен
мне к тебе полететь бы на серебряных крыльях
на часок, на минутку, без границ и вещей…
но заевшую фразу повторяет мобильник
не неделю, не месяц – сто четырнадцать дней.
«абонент недоступен, позвоните попозже…»
словно в трубке засела боевая броня…
а меня пробирает до порывистой дрожи:
может он недоступен только лишь для меня?
и в душе раздаётся громогласной сиреной —
ритмы сердца вещают о незваной беде:
абонент не доступен в звёздных сотах вселенной,
абонент недоступен никогда и нигде!
я живу невозвратным, копошусь бледной тенью…
всё надеюсь, поймёшь ты в самый важный момент —
стал ты мне сладкой болью, неземным вдохновеньем,
недоступно-далёкий, дорогой абонент…
Никогда, никогда, никогда…
мне когда-то снежинки в окне о тебе нашептали,
а потом, что на свете ты есть, рассказали ветра».
соловей напевал по ночам про тебя в краснотале,
колдовали на сонном лугу на любовь клевера».
мне тебя нагадала кукушка малиновой ранью,
предсказало весеннее облако тёплым дождём,
с голубиным, волнующе-нежным, как стон, воркованьем,
доносились твои мне флюиды блистающим днём.
мне тебя напророчил камыш на закате вечернем,
переливами струй о тебе прожурчала вода,
мне о будущей встрече с тобой через тысячи терний
просигналила в небе большая седая звезда.
…но зачем я, тогда не вникавшая в суть суеверий,
и писавшая вечный бесцветный, бесхитростный стих,
всю округу послушав, любви распечатала двери…
и сгорела в багровом костре из эмоций своих.
мне бы уши закрыть и глаза, отрешась, затуманить,
мне на окнах задернуть бы шторы, чтоб скрылась звезда,
мне проспать бы щемящий рассвет той безоблачной ранью…
и не знать бы тебя никогда, никогда, никогда.
Живы будем – не помрём
с поговоркой этой с детства я расстаться не могу,
мне она – простое средство не свалиться на бегу.
пусть меняется с годами мудрой истины объём:
шевели не лбом – мозгами…
живы будем – не помрём!
знали бедность предки наши,
выживали день за днем:
«даст господь нам щи и кашу,
живы будем – не помрём!».
молоко в ведре коровье
и бабуля с фонарём:
«будет, Зорька, да здоровье,
живы будем – не помрём!».
голос деда на крылечке,
резкий взмах руки ребром:
«будут удочки и речка,
живы будем – не помрём!».
пляшет тесто под руками,
отливает янтарем:
мама дразнит пирогами…
живы будем – не помрём!
…есть теперь и щи, и каша —
в холодильнике завал.
дом – наполненная чаша,
снова кризис миновал —
не последний, и не первый…
время мчится, день за днём.
боже, дай покрепче нервы:
живы будем – не помрём!
Каждый день
Каждый день – это бой,
Это – шаткие планы,
Разговоры с собой,
Может, самообманы…
Каждый день – это ночь,
Пролетевшая мимо,
Невозможность помочь
Дорогим и любимым…
Каждый день – от тоски
Крепкосжатые пальцы,
Молоточки в виски,
Безысходное: «Сжальтесь!».
Каждый день – это всплеск
В океане Вселенной
И химерный успех:
«Доплыву непременно!».
Потому что весна
проявилась на заспанном небе густая синь,
полинявшее облако ветром угнало прочь,
солнце месяцу тихо шепнуло: «а ну-ка сгинь!
что ль, не видишь, давно за рассвет упорхнула ночь?!».
чуть подстывшая каша дорог вызывает грусть,
коммунальщики, чтоб их… напрасно едят свой хлеб.
под сапожками новыми слышится «хрусть» да «хрусть»,
а на дереве птицы устроили свой вертеп.
где-то рядом сошёл леденящий хрустальный звон —
хорошо, по случайности, всё обошлось без жертв!