– Не можем, вы правы: ребенку нужны еда и запасные пеленки. Поэтому оставаться здесь бесполезно! Предлагаю, отправиться на поиски и того, и другого.

– Но как же... – Молодой человек покачал головой. – Впрочем, вы правы, давайте выясним, что это за место, а после вернемся, чтобы продолжить попытки пробудить зеркало. В конце концов, когда кричит этот ребенок, у меня ни работать, ни думать не получается!

Крик младенца, действительно, очень нервировал, вызывал острое чувство тревоги и безысходности, он, казалось, вещал, что им никогда отсюда не выбраться: так и останутся в этом зеркале навсегда.

Джемма, как будто с толикой осуждения на него посмотрела и хотела что-то сказать, даже набрала воздуха в грудь, но... промолчала. Он не понял, что это было, но, когда девушка решительным шагом направилась к чуть виднеющейся во мху проторенной тропке, двинулся следом, гадая над тем, как же их угораздило угодить в подобную передрягу. Да еще вместе с младенцем...

– Ваш супруг был бы по-настоящему счастлив, оказавшись здесь, в этом месте, – заметил он через время, отводя от лица сосновую ветку. – Все кажется очень реальным и настоящим. – Хэйвуд сорвал горсть сосновых иголок и поднес их к лицу, вдохнув свежий, хмельной аромат.

– Это лишь потому, что оно и есть настоящее, – возразила ему Джемма Фаррел. – И эти деревья, и воздух – вы ощущаете, как он пахнет? – и мох под ногами – всё это не может быть нашей фантазией.

Мужчина глянул по сторонам и согласился:

– Вы, наверное, правы. – А оглянувшись, вдруг понял, что забыл сделать: – Нам нужно отметить дорогу, чтобы вернуться сюда. Хлебные крошки, как в сказке...

Джемма остановилась, признав его правоту.

– И чем мы воспользуемся? – спросила в раздумье. И тут же кивнула, протянув ему копошащийся сверток: – Подержите ребенка. У меня есть идея!

Хэйвуд с ужасом покосился на копошащийся сверток.

– Не уверен, что знаю, как управляться с детьми. Быть может, вы скажете, что придумали, и я подсоблю? – сказал он, и девушка разозлилась:

– Значит, как портить юных служанок, бросая их в тягости, вам известно, а как подержать своего же ребенка – нет, спасибо, я не умею? – в сердцах возмутилась она.

Осознав, что она говорит, Хэвуд переменился в лице.

– Так вы полагаете, это мой сын? – спросил он. – Считаете, я способен на то, о чем вы сказали?! Боже мой, Джемма, я, конечно, не ангел, но мне казалось, вы знаете меня лучше... – Она молчала, комкая край детского одеяльца, и он просветил: – Это ребенок моего брата, чтобы вы знали. Терренс в связях, увы, не разборчив и о последствиях мало печется... Да вы и сами о нем, верно, наслышаны. – А потом сам потянулся к ребенку: – Давайте сюда малыша, как-нибудь справлюсь.

Забирая ребенка, Хэйвуд по возможности не глядел Джемме в глаза: было обидно и стыдно одновременно. Обидно, что она допустила саму мысль о том, что он способен поступить с женщиной столь бесчестно, и стыдно за брата, именно так и поступавшего. О Лэнгли в округе давно шел плохой слух, и все станет хуже, если Терренс не переменится, а в его перемену верилось мало. Он был характером в деда, а тот даже не смертном одре заглядывался, как поговаривали, на молоденьких девушек...

– Простите, – вдруг долетел до него тихий голос. – Вы правы, я не должна была думать, что... просто...

– Скажите уже, что вы придумали? – оборвал её Хэйвуд. – Нам нужно выбираться из леса.

– Мне нужен ваш нож. – Хэйвуд снял с пояса ножны и протянул девушке без вопросов. Она тут же уселась на поваленный ствол и откинула верхнюю юбку. – Можете отвернуться?

Он понял, что, несмотря на недавние уверения, он был бы не прочь увидеть женские ножки, особенно ножки конкретно этой сидящей перед ним девушки. Но всё-таки отвернулся...