Он бы с радостью ушел, если бы у него была такая возможность.

– А куда нам идти? – возразил Жандрон. – Во Францию, где у нас ничего нет и где нас никто не ждет? Или куда-нибудь дальше на север? Может, на Кейп-Бретон, где одни скалы и мох, как настаивает горстка миссионеров? – Он презрительно присвистнул, прежде чем закончить: – Мы не морские птицы, которые летят туда, куда уносит ветер. Нет, наше место здесь.

За окнами громко перекликались торговцы рыбой. Жюстиньен искал, что на это ответить, но тщетно. Чтобы выдать удачную реплику, ему следовало быть посвежее. Тишина начала неловко затягиваться, но тут в дверь снова постучали. Жюстиньен вздрогнул.

– Войдите! – крикнул Жандрон.

Жюстиньен обернулся к открывшейся двери и с трудом сдержал непреодолимое желание убежать. В проеме появился худощавый подросток, закутанный в плед, с большими глазами утопленника. Но главное, позади него возвышалась статная фигура… Жюстиньен сжал кулаки. Это была она. Он никогда не видел ее лица, но узнал бы где угодно. Женщина в треуголке. Смерть. Она по-прежнему шла за ним.

Незнакомка сняла шляпу. Жандрон подошел, чтобы откровенно обнять ее, и они тут же затеяли спор, понятный только им двоим. В языке, который они использовали, переплетались как французские, так и местные слова и выражения. Жюстиньену потребовалось несколько минут, чтобы осознать это, так как он до сих пор пребывал не в лучшей форме. Это был мичиф, смешанный язык, возникший на берегах Великих озер и получивший широкое распространение в северной части Нового Света благодаря путешественникам – землепроходцам из второй волны лесных бегунов, которые пересекали малые и большие реки на каноэ.

В процессе спора путешественница вытащила стул из угла, где он стоял, и придвинула его к письменному столу. Жюстиньен наблюдал со смутным восхищением, как Жандрон превращался из солидного, строгого торговца в кого-то, более напоминавшего человека. Естественно, при этом молодой дворянин старался не смотреть пристально в лицо гостьи.

Жюстиньен не ожидал увидеть такое лицо. На самом деле он, конечно, не имел ни малейшего понятия, как должна выглядеть Смерть. Но явно не так. Несмотря на седую косу, трудно было определить ее возраст. Благодаря острым чертам лица и высоким скулам ей можно было дать от тридцати пяти до пятидесяти лет. Ее смуглую кожу, коричневую, словно после выделки, испещряли мелкие темные пятна, похожие на веснушки. Легкий излом на переносице добавлял еще больше характера ее и без того примечательной внешности. Несчастный случай? Боевые отметины? Она расстегнула куртку, обнажив длинный нож и неотесанную палицу на поясе. Она была полукровкой, такой же метиской, как и язык, на котором они говорили с Жандроном. Неужели это Жандрон поручил ей следить за Жюстиньеном? Если это так, то опять же, с какой целью? Тот очень недолгий период, когда Жюстиньен занимался контрабандой пушнины, был слишком незначительным эпизодом, чтобы угрожать интересам одного из самых преуспевающих торговцев Акадии.

Внезапно разговор между Жандроном и путешественницей стал более серьезным, а их тон – более низким. Расстроившись оттого, что ничего не понял, Жюстиньен отвернулся и впервые обратил внимание на тощего подростка. Тот казался особенно хрупким на фоне толстого пледа, в который был закутан. Его большие, слишком светлые, ничего не выражающие глаза особенно выделялись на фоне глубоких темных кругов. Кожа у него была бледной и сухой, а губы покрыты трещинами. Жандрон и путешественница говорили уже тише. Начался дождь. Послышался легкий перестук капель по стеклу. И тут опять раздался стук в дверь. Жандрон снова крикнул: