– Пи-ить! – ору во все горло. – Дайте пи-и-ть! –

Что за черт, меня никто не слышит. Пытаюсь привстать, но шкуры, словно бетонная плита, неподъемны. Мне стало страшно, тогда я закричал что есть мочи: «Помоги-ите! Человек от жажды умирае-ет!». Но искалеченное горло издает лишь еле слышные хрипы. Мерно потрясывает и поскрипывает в движении телега, создавая органичный уют путешественнику. И везет она меня, под шкурами лежащего в бессилии, навстречу новым приключениям. Возница, сидя на передке, задумчиво поет заунывную песню из репертуара «Что вижу то и пою». Поет на непонятном мне языке, но по интонациям, и так ясно, о чем песня. Мы в обозе. Несколько всадников на небольших крепко сбитых лошадках с гиканьем носятся вдоль шеренги телег, пока те, скрипя несмазанными колесными осями, двигаются куда-то в глубь бескрайней степи. Несмотря на всю суету вокруг, меня укачивает, и я младенцем сладко засыпаю под монотонную песню возничего.

Просыпаюсь от того, что кто-то за ноги грубо стаскивает меня с телеги. Больно бьюсь головой о жесткую и пыльную землю. Да за что так грубо? Но с грустью понимаю, что я у них не на правах уважаемого гостя.

Еще не успеваю подняться, как сверху на меня падает мягкий куль. Пока продираю глаза, пытаясь рассмотреть, что и как, вокруг никого. Вечереет, одна за другой загораются звезды в уже темном бездонном небе, а на горизонте, такая близкая, выходит в небосвод королева Луна. Подошел мой возница, улыбается широко раскрытым ртом и показывает пальцем на куль, рассказывая что-то на своем языке. До меня как до жирафа, еле дошло, что в руках куль с одеждой. Отлично, прикрою свою наготу.

Поспешно встаю и надеваю сначала грубо сшитые из мешковины штаны, следом серый пыльный халат и подпоясываю себя широким тканевым поясом, а в конце напяливаю на разбитые ступни потертые кожаные сапожки. Хоть не давят, и на том спасибо.

Увидев, что я оделся, возница знаками показывает идти к кострищу в центре полянки, там уже собрались все наши с обоза. Костер по-домашнему трещит, обильно разбрасывая искры от полусырых дров. Котелок, наполненный доверху, сыто булькает лопающимся пузырями, наполняя мои ноздри ароматом вареного мяса, от чего мой желудок в суицидальных попытках пытается выпрыгнуть из меня прямо в котел.

У костра вежливо приветствую всех собравшихся, кто-то сдвигается, давая мне место. Я присаживаюсь на расстеленное желто-черное одеяло и рассматриваю своих спасителей.

Вокруг сероватые от степной пыли, бородатые лица монголоидной расы, одетые в серые и желто-черную полоску чапаны, перетянутые поясами, на ногах шаровары и остроносые ичиги. Белобородый старейшина, чуть хрипловатым голосом о чем-то увлеченно рассказывает, а все внимательно слушают, изредка кивая, но часто невпопад. Чуть посидев, отхожу справить нужду. Невольно наслаждаюсь свободой и звуками ночной степи. Вокруг все загадочно стрекочет, свиристит. Едва не задев макушку, шелестя крыльями, пролетела сова. В полете ухнула в ухо, мгновенно превратив меня в испуганную мышь-полевку. Прогуливаюсь вдоль обоза, и внезапно в паре шагов от меня загораются красным пламенем и тут же тухнут хищные глаза. Пора к костру. Задул знакомый по прошлой ночи прохладный ветерок, уже нестрашный – халат согревает.

Вернувшись, вижу увлеченно чавкающие лица и наполовину пустой котелок. Я, недолго думая, хватаю глубокую деревянную ложку да огромный кус лепешки и немедля зачерпываю из котелка. М-м-м, какая вкуснотища, из меня едва не вырывается урчание голодного кота. Все увлеченно едят пропитанный дымком, мясной бульон с овощами. А на второе лепешка с мясом на костях. Я увлеченно махаю ложкой, планомерно насыщая свой иссохший организм, благо котелок оказался достаточно глубоким и не дал моментально себя опустошить до дна. Когда все насытились, сосед передает мне кожаный мешочек, а в нем кумыс. Кисленький, но вкус не портит. Приложился к горлышку, будто хотел напиться дней на десять вперед, аки верблюд. Кумыс приятным теплом растекся по всему телу, заглушая боль от ран и ушибов. Сыто рыгнув, не имея сил шевелиться, приваливаюсь поближе к костру и под негромкую болтовню моих спутников на непонятной тарабарщине, блаженно засыпаю.