Вскоре затихает ветер, восходит живительное красноватое солнышко, никогда я еще не был так рад ему. От внутренней радости меня покидают силы, словно фокусник ловко прячет их в черный ящик. Спотыкаюсь, и редкая степная трава принимает мое израненное тело в свои объятья. «Поваляюсь немного. Как же пить хочется», – молнией мелькает искра мысли в моем вымотавшемся мозгу, и я спасительно проваливаюсь в очередное забытье.

Солнечный лучик шпионом проник сквозь закрытые веки, благотворно воздействуя на глазные яблоки, требуя немедленно проснуться.

– Жарковатенько что-то, – распухший язык еле шевелится во рту, сушняк такой, словно месяц пил горькую, «госпожа Обезвоживание» бойко стучит ногами в дверь мою. Пытаюсь поднять голову, кружит. Кто же меня кувалдой треснул? Хм. Солнце на пике, жарит. Чуть привстав, вижу, вокруг, как степь полыхает желто-зелёными красками. Манящие безбрежные горизонты с одной стороны, а с другой неясные очертания гор. И никаких намеков на жилой массив. Ни тебе дворцов, ни башен, сударь. Один сплошной степной парк с дикими животными. Беспомощно валяюсь на мягком зеленом ковре, пялюсь в голубые небеса и, кажется, умираю от обезвоживания. Мне вдруг стало так жалко себя: умирать посреди такой красоты, да средь бела дня. От разыгравшихся чувств из глаз брызнули бриллиантовые слезы. Ай-яй! Ошибочка вышла. Жидкость во мне еще есть. Значит, поживем пока. Внезапная ярость накрывает меня с головой и огненной бомбой взрывается в мозгу. Я, извернувшись, резко вскакиваю, словно тигр перед боем. Из горла вырывается свирепый рык, заставляющий все живое в страхе затаиться. Снова нагреваюсь, а тело, превращаясь в жидкий воск, пытается растечься. О Боги, да что со мной происходит?

Вдруг слышу резкий гортанный вскрик и ржание лошади. Свирепо оборачиваюсь и успеваю увидеть лишь огромные подкованные копыта и черное брюхо, вставшего на дыбы коня. Всадник яростно машет руками и что-то кричит. Резкий свист справа, и дикая боль от перехваченного волосяным арканом горла. Он захватил так же правую руку, которой я инстинктивно пытался прикрыться. Аркан натягивается и срывает меня на землю. Под гулкий топот копыт я безвольным мешком с картошкой волочусь по земле на аркане вслед за конем.

–У-у-у-у, с-суки-и! – злобно хриплю, одновременно задыхаясь. Ну, накипело. Я не унываю, а пытаюсь на ходу освободиться, но петля лишь затягивается туже, от чего в глазах малиновые звезды танцуют буги-вуги. Воздух неравномерными рывками попадает в легкие, сознание мутится. Конь стремительно несется вперед, из-за чего меня мотает из стороны в сторону и бьет о камни, словно огромный великан трет тебя на терке, как морковку. Боль такая, что в очередной бум-бабац в голове ярко вспыхивает спиралька от лампочки и сразу перегорает.

Что я слышу? Скрип телеги? О, да, так и есть. А что за запах вокруг? Ну и вонь. Фу-фу-фу. Открыв глаза, вижу себя лежащим под стопкой вонючих шкур. От шкур так несет, словно меня обнимает добрая сотня скунсов. Я в телеге, и она двигается, скрипучие колеса поют дорожную песенку: «квиик, квиик, квиик». Рукой из-под шкур нащупываю дощатый борт, следом высовываю голову. Жизнь налаживается, меня оставили в живых и заботливо поместили в свой обоз. А главное, судя по толщине стопки, они точно едут в город торговать шкурами. Конец моим мучениям. Я облегченно вздыхаю. И впервые с того момента, как попал в новый Вирт, улыбаюсь. Не вип-карета, конечно, да и пахнет не комильфо, но моему измученному телу тепло и уютно, а это главное. Вот только бы еще водицы испить, а то у меня во рту пустыня Сахара образовалась.