Великая Отечественная. Военное детство в советской пропаганде и памяти поколения (на материалах Донбасса) Владимир Носков

© Носков В. Ю., 2024

© АИРО-XXI, 2024

© «Пробел-2000», 2024

Великая Отечественная война явилась одним из величайших событий, определивших ход мировой истории и судьбы всех ее участников – от мала до велика. Тотальная война втянула в себя сражающиеся армии и гражданское население, опрокинув привычное деление на фронт и тыл, перечеркнув прежние представления об обычаях и этосе войны. Речь шла о жизни и смерти миллионов людей, о будущем цивилизации. История войны – неисчерпаемая тема, ее изучение – долг историков перед теми, кто выстоял и победил, ковал победу, растил хлеб и сохранял культуру. Великий русский писатель Андрей Платонов, сам будучи фронтовым корреспондентом, высказал в своей, лишь недавно опубликованной, записной книжке следующую мысль: «В нашей войне знаменательно то, что даже человек слабый и ничтожный, даже ребенок, еще не осмысливший мир, обречен на подвиг, на честь и величие»[1].

Для детей, как и для фронтовиков, и тружеников тыла, опыт войны стал ключевым в жизни. Он определил очень многое в мировоззрении советских людей, для которых память о войне и великой Победе приобрела поистине священное значение. Вместе с тем, для детского восприятия это был и болезненный, травматический опыт страдания, потерь и лишений. В наши дни представители именно этого поколения являются носителями живой памяти о Великой Отечественной войне, их свидетельства вызывают неослабевающий интерес и оказывают значительное влияние на молодежь.

Полнота осмысления военного детства предполагает детальный анализ его отражения в сознании современников, воссоздание бытовавшего в 1941–1945 гг. (синхронного) образа на основных уровнях советского общественного сознания – обыденном и официально-идеологическом.

Детство – период, в рамках которого происходит становление мировоззрения и личности ребенка, от этого процесса неотделимы образы реальности в сознании детей, переживших войну. Ребенок всегда воспринимается как цель жизненных усилий, воплощение счастья, будущего, поэтому в пропагандистском арсенале понятия материнства и детства выступают важными показателями эффективности социальной политики, воплощением социальных идеалов.

Важным для данной работы является определение понятия «военное детство». Оно неразрывно связано с феноменом военного поколения – общности современников, сформировавшихся в определенных исторических условиях, под влиянием значимых исторических событий, независимо от их хронологического возраста, объединенных общим восприятием пережитого исторического прошлого[2]. Термин «дети войны» возникает уже на завершающем этапе Второй мировой войны, закрепляется в историографии в конце 1980-х гг., а в 1990–2000-е гг., получает широкое распространение на постсоветском пространстве и в политических практиках. Это объясняется, прежде всего, демографическими факторами, изменившими структуру фронтового поколения, в котором доминировать стали люди, встретившие войну в несовершеннолетнем возрасте и не имевшие особого законодательно закрепленного социального статуса. Свою роль сыграло и то, что в условиях развития демократических институтов «дети войны» стали важной целевой электоральной группой, что усилило политические дискуссии об их правовом статусе. Так например, в рамках Закона Украины «О социальной защите детей войны» от 18 ноября 2004 г. данный статус получали лица – граждане Украины, которым на момент завершения Второй мировой войны 2 сентября 1945 г. не исполнилось 18 лет[3]. На федеральном уровне в Российской Федерации на сегодняшний день отсутствует как социальный статус, так и определение категории «дети войны», однако в ряде регионов граждане, родившиеся в период с 22.06.1928 г. по 02.09.1945 г., законодательно определяются как «дети войны».

Понятие «образ» – одно из ключевых в культуре и является универсальной метафорой социального анализа. В теории познания под образом понимают субъективную картину мира или его фрагментов, содержащую сам субъект, других людей, пространственное окружение и временную последовательность событий[4]. В социальной психологии в зависимости от содержания различают чувственные и знаковые образы. В структуре же образа выделяется эмоциональный и интеллектуальный (рефлексивный, когнитивный) компоненты[5]. Образ рассматривается как результат взаимодействия субъекта, объекта и обстоятельств восприятия. В качестве субъекта и объекта могут выступать не только индивиды, но и государства, народы, социальные группы: «Для общества в целом, в отличие от конкретного индивида, создание образов разворачивается в сфере общественной коммуникации»[6]. Е. С. Сенявская выделяет глобальный (стойкий, закрепленный у нескольких поколений комплекс представлений, сформированный под воздействием пропаганды) и бытовой (мобильные, изменчивые впечатления) виды образов[7]. Ключевое значение имеют выводы о синкретическом характере процессов социализации, индивидуализации и становления картины мира в детском возрасте; определяющей роли эмоциональной реакции в осознании элементов реальности; включении элементов взрослого сознания, в частности рефлексии, на подростковом этапе[8]. Важнейшей характеристикой образов сознания является их динамизм, соответственно, по времени формирования выделяется три типа образов: прогностический, синхронный и ретроспективный[9].

Особую важность имеет рассмотрение локально сфокусированных образов военного детства. В этом отношении характерен опыт Донбасса, в истории которого сконцентрированы ожесточенные бои, массовая эвакуация, особо жесткий в силу прифронтового положения оккупационный режим, восстановление усилиями всего Советского Союза. В силу трагических обстоятельств развернувшейся в наши дни войны тема приобретает практическое значение в контексте как идеологической актуализации образов и символов, связанных с Великой Отечественной войной, так и преодоления детьми социальных и психологических последствий военного конфликта.

Изучение образа военного детства в советском общественном сознании 1941–1945 гг. осуществляется в рамках человекоцентричной парадигмы исследований истории Великой Отечественной войны. Для выяснения степени изученности темы, использования результатов исследований предшественников, определения путей дальнейшего накопления исторических знаний необходимо специальное рассмотрение ее историографии. В свою очередь, исследование образов определенных значимых явлений в общественном сознании возможно только при опоре на широкую источниковую базу. В силу междисциплинарности проблемы, сложного соотношения форм общественного и индивидуального сознания, существования множества трактовок феномена детства особенно актуальным является определение и обоснование оптимальных методологических стратегий, связанных с выработкой подхода исторической науки к исследованию образов обыденного и идеологического уровней общественного сознания.

Историография Второй мировой войны, рассматривающая феномен войны в различных измерениях, представлена огромным количеством работ, авторами которых на разных этапах выступали, прежде всего, советские историки, ученые России, Украины, Донбасса, а также зарубежные специалисты. Человекоцентричные исследования военного детства на советском и современном этапах исследований имеют значительную специфику по сравнению с общей историографией Великой Отечественной войны.

Первый этап человекоцентричного осмысления военного детства в СССР – с середины 1940-х до середины 1960-х гг. – можно определить как литературно-публицистический. В Советском Союзе введение проблемы военного детства в публичное пространство, обращение к внутреннему миру ребенка в условиях войны впервые произошло благодаря художественной литературе. Это следует считать по-своему закономерным ввиду особенностей литературы как вида искусства, создающего целостные образы людей, событий, эпохи в целом. Как справедливо отмечает Д. Байрау, в силу специфики советского общества с его идеологической регламентацией и цензурой субъективное и индивидуальное восприятие войны и фронтовиками, и, в еще большей степени, другими социальными группами могло найти выражение именно в художественной литературе[10].

По времени появления глубоко психологических произведений о ребенке на войне приоритет принадлежит рассказам А. П. Платонова. В опубликованном в 1943 г. рассказе «Маленький солдат» внутренний мир ребенка, оставшегося сиротой и превращенного войной в солдата, дается через восприятие взрослых[11]. Рассказ «Никита» (1945 г.) написан от лица пятилетнего мальчика, который после ухода матери на работу в поле остается в доме один среди вещей, наделяемых им антропоморфными чертами[12]. У современников вызвал критику именно акцент на антропоморфизме детского восприятия мира[13], однако экспериментальные исследования детских психологов в наши дни свидетельствуют, что архетипы коллективного бессознательного представлены у детей (в детских рисунках, сказках, фольклоре и пр.) открыто, ярко и развернуто[14].

Произведением, которое оказалось в центре и общественного, и государственного внимания, стала повесть В. П. Катаева «Сын полка»[15]. Название повести как обозначение целой категории детей и подростков, несущих службу в составе воинских подразделений, быстро вытеснило официальный термин – воспитанники (воинских подразделений). В. П. Катаев охватил целый спектр проблем военного детства: сиротство и обездоленность, боль взрослых от невозможности защитить детей от страданий, сам факт участия детей в боевых действиях, новые формы государственной заботы. На наш взгляд, в дальнейшем непосредственное включение книги в пропагандистское и дидактическое пространство привели к ее упрощенной трактовке в историографии.