– Рашен, гуд! Вери найс! О-кей! – эти возгласы раздавались до тех пор, пока Бурлаченко в сердцах не рявкнул:
– Идите к чертям, камрады! Что я вам, лошадь? Хлопают, как цыгане на базаре…
– А они у тебя хвост ищут. И рога! – опять «разгадал» тайный замысел Вашкевич. – У «красных» они обязательно должны быть…
Но Юра Нуждин, включив свой английский, пришел богатырям на помощь объяснил окружающим, что ребята стесняются. У него завязалась с американцами довольно дружелюбная беседа, и вдруг он воскликнул:
– Братцы, вы послушайте, что он говорит!.. Зыс неви, – обнял он за плечи коренастого военного моряка.
– Джон Тимбери, – с готовностью подсказал тот.
– Вот… Джон говорит, что две недели назад здесь были еще две советские подводные лодки!
– Какие? Не может быть! – раздались голоса.
– Йес, йес! – закивал Джон. – Ту рашен сабмаринз. Эл-фифтин энд эл-сикстин…
– Ну! – стал переводить Нуждин. – Две лодки – Л-15 и Л-16. И якобы тоже пошли курсом на Сан-Франциско, а потом – к Панамскому каналу.
– Слушай, – насупился мичман Лосев. – Кончай эту болтовню. Были б тут наши лодки – неужто мы бы не знали?.. Провокатор какой-то…
– Ноу провокатор, ноу! – горячо заговорил Джон.
– О-кей, – наскоро скомкал беседу Юра Нуждин. – Гуд бай, май френд, гуд лаки…
Ситуация прояснилась по возвращении на корабль.
– Это правда, – ответил на расспросы экипажа политрук Шаповалов. – Действительно, два наших минных заградителя – Л-15 и Л-16 идут впереди тем же маршрутом. А что нас не поставили об этом в известность – на то и есть военная тайна.
– Хороша тайна, – не сдержался неисправимый одессит Виктор Нищенко, – если о ней весь Привоз базарит!
24-й день похода
Тихий океан
И снова поход. В рубке несёт вахту штурман лодки лейтенант Константин Тихонов, наверху – зенитчик Иван Грушин.
Этой ночью погода, кажется, дала океану отдохнуть от штормов и бурь. В небе – новолуние, поэтому звёзды сияют во всю свою красу, а лодка будто опоясана голубым ореолом – так фосфоресцируют мелкие морские моллюски. Таким же голубым мерцанием светится впереди С-55, в кильватер за которой, как и раньше, идёт 54-я.
– Сверху глянуть – как два глаза, наверное… Грушин не заметил, что произнёс это вслух.
– Что вы сказали, Грушин? – переспрашивает снизу Тихонов.
– Это я так, – смущается моряк. – Красиво очень…
– Да, море всегда красиво. Я на Амуре вырос… там теперь целый город построили – Комсомольск… так в детстве любил в лодке по ночам плавать. Выгребу на середину реки, вёсла опущу и смотрю, смотрю на воду, на небо, на берега вокруг. Красота!
– Ой, товарищ лейтенант! Впереди…
– Что случилось?
– Справа, пятнадцать! Вижу артиллерийский бой подводных лодок!
Тихонов прильнул к окуляру перископа, впился взглядом в окрестное пространство. Далеко в матово-чёрном блеске то всплывали, то исчезали в воде продолговатые тёмные силуэты, а вокруг них время от времени взлетали едва заметные водяные фонтаны – словно всплески от артиллерийских снарядов. Тихонов уже готов был играть боевую тревогу, но, помня приказ в бой не вступать, помедлил – и тут же сообразил, что происходит.
– Ну, Грушин, – сказал он облегчённо, – в бдительности вам не откажешь. А вот китов с подводными лодками перепутать – этого бы нам с вами не простили.
– Киты?! – удивился Грушин. – А разве они тут водятся?
– Ещё как водятся! Для японцев и американцев это самый доходный промысел. Кончится война – я и сам бы в китобои пошёл.
Утром, когда Грушин спускается в отсек, там уже идёт привычная, будничная жизнь. Анатолий Стребыкин как бачковой убирает посуду после завтрака, Юра Нуждин готовит стол к занятиям английским языком, Александр Морозов – «штурман по карте» прокладывает по ней пройденный за ночь путь.