– Пришли, – взял меня за руку Минька, когда мы шли по главной аллее. – Вон, видишь, женщина у могилки плачет. Всё помнишь?

– Конечно. Она Анжела, дочь Мила, одеяльце в первую квартиру, серьга у Ники… Минь, может, ты со мной?

– Нет, у неё дочь погибла, а ты с ребёнком подойдёшь. Нет. Я вон там посижу. Я всё увижу. – Миня направился к могиле на другой аллее.

– Здравствуйте, – подошла я к плачущей женщине. Она вздрогнула и посмотрела на меня. А до меня вдруг дошло: как это всё я ей буду говорить? «Возьмите одеяло, идите в первую квартиру»? Женщина смотрела на меня. – Дочь? – начала я. Ну, надо же было с чего-то начать.

– Да. Людмила. Осенью ещё за хлебом отправила. Она так идти не хотела. Я ещё и наругалась, обвинила её, что помогать не хочет. – Женщина не переставала плакать. – Она так дверью хлопнула. Я ей вслед ещё и отлупить пообещала. Нет мне прощения… Я убила своего ребёнка. Я ей так мало говорила, что люблю. Всё чего-то требовала: то учиться хорошо, то в музыкалку… Кому оно теперь надо? Что от этих оценок? Моменты жизни ловить надо было, а мы? Как мы живём? Поздно уже… – И её опять сотрясли рыдания.

– Ничего не поздно, жизнь продолжается, – во мне откуда-то взялась уверенность. – Вы ещё молодая. У вас всё впереди.

– Что впереди? Родить ещё? А Мила? Память о ней?

– Кто же память отнимает? Она в сердце вашем. – Я посмотрела на фото, которое висело на скромненьком крестике. – Красивая девочка. Она вас не винит. И то, что вы её любите, знает. У Милы было одеяльце, небольшое, в клеточку, отдайте в первую квартиру. Миле тепло будет. Она замёрзла, ей сыро. Плакать перестаньте. Отпустите дочь.

Женщина перестала рыдать и уставилась на меня.

– Вы кто? Откуда про одеяло знаете?

– Я человек, помочь хочу. Про одеяло Мила сказала.

– Она здесь? Вы её видите? Доченька! – Женщина кинулась ко мне, схватила за руки. – Кто вы?

– Я уже вам ответила. Отпустите дочь. Перестаньте плакать, ей сыро. Перестаньте ходить сюда три раза в день. Жить начните. И да, серьгу золотую она не потеряла. Она Нике подарила на память.

Сказав это, я быстрым шагом направилась к сыну. Очень захотелось его обнять, прижать покрепче и никуда не отпускать. Не дай Бог пережить такое. И за что такие наказания?

Как мама справится? Получится ли у неё убедить тётю Анжелу? Может, всё-таки самому надо было подойти? Нет, вряд ли бы меня стали слушать. У всех стереотипы: ребёнок не может знать таких вещей. А между тем многие дети умеют слушать свою душу. Они прислушиваются к своим чувствам. Если не забивать ещё не окрепший мозг совершенно вредной информацией, вроде мультфильмов… Нет, они тоже нужны, но понемногу, дозированно. А то часто бывает: выведут ребёнка на детскую площадку, сунут в руки телефон с мультиками. Удобно, конечно. Ребёнок на улице – галочку можно поставить. Мама с ребёнком занимается – телефон включила, тоже галочку поставить. Потом, правда, в школе учителя – идиоты, не могут научить элементарному, врачи – дебилы, сколиоз не лечат. А ничего, что сама убила ребёнка? Я уж молчу про сигареты и алкоголь при беременности.

Вот это рассуждения никак не шестилетнего ребёнка. Да и не я это рассуждаю – душа мне так диктует. Васятка с Евграфычем с рождения учат душу слушать.

– Молодец, внучек, – услышал я шёпот рядом с собой, завертел головой, пытаясь увидеть бабушку.

– Не ищи. День на улице. Не моё время. Выход нашёл, как Миле помочь. Да и Лера не зря дочь двух ведающих – умеет убеждать. Как уговорил-то её?

– С Васяткой и домовым познакомил.

– Да ладно!? – Бабушка искренне удивилась. – И как она восприняла?