- Соберитесь, - нарушил молчание Казик, - скорее всего, что этот вопрос станет последним. Подумайте, что важного нам нужно узнать.

- Можно я? – Опередил всех Бадди.

На него посмотрели с явным недоверием. Никто не ожидал от парня ничего путевого. Сэр Генри покачал головой, и Марго подумала, что сейчас студенту объяснят, чтобы не лез, куда не просят, Но Бадди всех удивил.

- Я считаю, - произнес он многозначительно, чем вызвал усмешку Казика, - ваш конюх вышел из дома не просто так. Он что-то услышал. Или кто-то его позвал. Пусть покажет из-за чего пошел в парк.

Скептицизм на лицах сразу поугас.

- Очень даже может быть. – Согласился лорд Орчей. Молодец Бадди.

Парень довольно улыбнулся и подмигнул Марго. На этот раз по-дружески, без намека на фривольность. А фамильяр не стал дожидаться общего одобрения и задал вопрос, слегка его переиначив:

- Герман, что заставило тебя выйти в парк?

Лицо мертвеца застыло, окаменело. Потом вдруг начало выцветать, меркнуть… Словно решило оставить последний вопрос без ответа.

Марго невольно вытянулась вперед, точно хотела придвинуться к зеркалу как можно ближе, чтобы не упустить ни единой подробности. Казик сжал ее ладонь крепко, до боли, и довольно резко дернул назад, приводя в чувства.

- Прости, - прошептала ведьмочка. – Увлеклась…

Фамильяр кивнул. А зеркало как-то сразу переключило картинку, и присутствующие увидели одну из комнат дома. Совсем небольшой кусочек. По скромной обстановке не трудно было догадаться, что помещение находится в крыле для слуг. И сэр Генри не замедлил подтвердить догадку:

- Это комната Германа. – Сказал он громким шепотом.

Он хотел еще что-то добавить, но Казик одернул:

- Смотрите, все разговоры потом.

И спорить никто не стал. Был в зеркале и сам конюх. Он стоял у окна, спиной к зрителям, опершись двумя руками о подоконник, и что-то разглядывал в глубине парка, в густой черноте весенней ночи. С затылка, плеч и спины его безжизненно свисал целый пучок черных оборванных нитей. Оканчивались они где-то на уровне колен. Превращались в дымку, таяли жутким туманом. Казалось, что Герман, повинуясь абсолютно дикой прихоти, отрастил себе длинные волосы.

Марго с трудом оторвала взгляд от черной гривы и уставилась в сад. Но, как она ни старалась, ничего особенного увидеть там не смогла. И неожиданно разволновалась. Неужели все, что они затеяли было напрасно? Неужели лорду Орчей ничего не удастся доказать? Девушка отвлеклась от ожившего прошлого и бросила тревожный взгляд на Казика. Тот успокаивающе прикрыл глаза, губы его беззвучно произнесли:

- Жди.

И она снова посмотрела вглубь зеркала. Там произошли перемены – Герман успел открыть окно и сел на подоконник. В открытый створ ворвался ветер. Кошмарные нити ожили, зашевелились, вытянулись, сплелись в толстый жгут и метнулись наружу. Но не вперед, нет, не в темноту сада. А вниз, к земле.

Мужчину рвануло следом, качнуло, выдернуло из окна. И он, подобно марионетке, брошенной на пол, вывалился наружу.

Марго от волнения прикрыла рот ладонью. Происходящее в зеркале пугало и завораживало одновременно. События развивались стремительно. Черный жгут удлинился и неожиданно ввинтился в землю. Пробежал под поверхностью, разрывая корни травы, отваливая в сторону целые пласты грунта, а потом устремился вглубь, под дом.

В какой-то миг Марго увидела лицо Германа. Оно было спокойным, умиротворенным, почти счастливым. И это ее напугало сильнее всего. Она вдруг ясно поняла, что никого из пропавших давно нет в живых. Что Анабель без надобности живые игрушки, нужна ей лишь еда. И Герман стал первым блюдом – блюдом добровольным, бессловесным. А сколько их еще таких «осчастливленных» попало в меню безжалостного суккуба? Кто знает…