– Это и мы умеем, – выдохнул Марк, полновесно опускаясь обратно.
– Но я-то не умею, – пролепетал я. – Я-то сгорю, мне будет больно, я буду страдать и, собственно, вся суть моего предложения сводится к тому, что…
– Ладно! – стукнул чашкой Марк. – Это потом! Что за вопросы?
– Он спрашивал о женщинах! – выдал меня Мика, не успел я рта раскрыть.
– Гм, о женщинах? – Марк тяжело смотрел на меня. – А как он тебе вообще?
– Дурачок, конечно, но что-то в нём есть.
– Угу, – протянул Марк. – Я и сам это вижу. Так, а что ты спрашивал о женщинах, мил человек?
Меня, конечно, рассердила бестактность их реплик. «Неужели нельзя обойтись без унижений? – думал я. – Понятно, что вы тут хозяева, а я никто, но разве обязательно каждый раз напоминать мне об этом?» Впрочем, деваться было некуда, и я задал самый очевидный вопрос:
– Почему здесь так много людей и откуда здесь женщины?
– Мгумум, – прорычал Марк. – Много людей, говоришь?
– Ну… как бы… – я досадовал на свою робость.
Марк почесал щёку и сказал:
– Да-а, а как так вышло, я и сам не знаю.
И замолчал задумчиво.
Мне хотелось броситься на него – на эту гору, схватить за грудки и потребовать, чтобы он говорил быстрее.
– Раньше мы, мужики… Ну, как мужики… Юноши, молодые люди, мужчины, господа – блуждали, вздыхали, сочиняли стихи, беседовали. В общем, тосковали, рассуждали о несовершенстве и превратностях человеческой природы. Жили, как могли, в общем. Охотились, собирали орехи и ягоды, пытались приручить животных, кто-то обзаводился хозяйством – и всё это тысячи лет, мил человек. Тысячи лет…
– Какие тысячи лет… – выдохнул я.
Марк обратил на меня долгий тяжёлый взгляд.
– Мартин, – шепнул Мика.
– Ты, мил человек Мартин, коль задал вопрос, так дослушай ответ до конца и не перебивай.
Мика показал мне язык из-за спины Марка. Свой острый противный язычок.
– Да, тысячи лет мы… – Марк сделал соответствующий глоток из своей кружки, – тысячи лет… Но лет триста назад… Я и сам не заметил, как так вышло, но стали доходить до меня слухи, что в некоторых деревнях появились женщины. Оглянуться не успел, как выросли города, возникли религии, за ними – книгопечатание, университеты, пошли разговоры о необходимости государства…
Марк поморщился, будто всё перечисленное им – ни с чем не сравнимая мерзость.
– Ну и если чего-то вчера ещё не было, а сегодня появилось, то люди будут говорить, что это было всегда. Или, по крайней мере, на протяжении тысячелетий. Что это освящено традицией и так далее. Да ты и сам, как я понял, испытал это на своей шкуре? А? Всего несколько часов, и ты уже – бряк! – съехал с катушек, так же как они все!
Я виновато опустил голову и пожал плечами – мол, что делать, признаю…
– Это вот здание, которое рухнуло-то, – они же его ещё не достроили, когда я уезжал. Оно простояло-то, считай, один день полный! Немудрено, что уже на следующий день у них там что-то прорвало! А с тобой они, я чай, вели себя так, будто всё это чёрт знает сколько существует! Они ж не имеют ни малейшего понятия, чем занимается государство, как оно выстроено. Кто-то вспомнил, что слышал где-то слова «государственное здание», и пошло-поехало!
– А знамение? – вставил я.
– Ты про тётку, которая там что-то вопила? Да ерунда какая-то очередная! – отмахнулся он. – У них же религий пруд пруди теперь! Одна бредовей другой. Например, им представляется логичным исходить из допущения, что ведьма создала этот мир специально для нас (или для них), а посему следует почитать её в качестве творца, строить ей храмы, возносить молитвы. И в рамках этого направления одни полагают, что ведьма выступает лишь в роли демиурга, другие – что всё детерминировано, третьи…