– Ты снова сопишь, – заметил Мика. – Это значит, что у тебя в голове одни глупости.

Я нахмурился и несколько минут только обижался, не думая ни о чём. Вскоре мысли вновь захлестнули меня. Кто такие старцы? Откуда они взялись? Они что, в самом деле сотворили этот мир? И что это вообще за мир? Почему ведьма отправляет людей именно сюда? И что это было за здание? Что и почему с ним случилось? Куда подевались все чиновники и посетители? Почему за мной пришли вырыватели? О каком знамении кричала та дама? Вспомнив о даме, я задумался о женщинах вообще, и вдруг меня осенило.

– Мика! – воскликнул я. – Откуда здесь так много людей? И откуда здесь женщины? Ведь если…

Мальчишка прервал меня:

– Все вопросы к Марку. Обдумывай их прилежно!

Помолчал и добавил:

– Лично мне они – вопросы эти твои – как-то они мне… не знаю…

До костра мы тащились молча, а когда сели, я снова не выдержал:

– Ну можешь хотя бы сказать, зачем ты водил меня к озеру со светлячками?

– Нет, ну это просто потрясающе, – ответил Мика, и в голосе его прорезалась злость. – Все ответы у него перед носом, а он продолжает задавать вопросы!

– Да что у меня перед носом? – закричал я, чувствуя, что сейчас разозлюсь не меньше него. – У меня перед носом одна темнота и маленький костерок, который почти ничего не освещает. Я даже тебя не вижу!

– Это наша самая главная проблема, – буркнул мальчишка. – И это то, чего я ожидал меньше всего.

– Чего ты там ожидал, хотел бы я знать! И кстати, откуда у тебя топливо для костра здесь под землёй?

– Опять вопросы!

– А что у меня ещё может быть, кроме вопросов?

Я услышал, как Мика вдыхает воздух, словно бык перед нападением на дерево.

– Какой же ты дурак! Вот же оно, под носом у тебя!

– Что? Что у меня под носом?

– Ничего! – и он убежал во тьму с такой яростью, что камушки разлетались из-под его жёстких пяток.

Думаю, он плакал там. Но я не чувствовал жалости. Я злился.

На этом наши с ним беседы закончились. Он наотрез отказался отвечать и открывал рот только по делу – чтобы объяснить, куда мы идём, как расставить силки на крысу, как её разделать и пожарить; чтобы успокоить меня перед тем, как пропасть куда-то на несколько часов; чтобы научить меня ориентироваться в темноте по звуку; чтобы подсказать следующий ход в его сложных играх с камешками вслепую… Он даже доверил мне подложить в костёр несколько палочек – правда, с условием, что я в точности выполню его указания и хворостинка окажется ровно там, где она должна быть. На вопрос о том, где он берёт топливо, Мика снова не ответил. А за вопрос о том, чем питаются здешние крысы, я получил по шее пяткой – твёрдой, как железо.

Вглядываясь в огонь на протяжении долгих часов, я начал замечать, что мальчишка старается поддерживать какое-то особое устройство дров, наподобие домика, и подкладывает хворост туда, где строение начинает разрушаться. «Волшебство! – решил я и остался доволен своей наблюдательностью. – Буду продолжать в том же духе, и тогда сам найду ответы на все вопросы! Может, он и прав, в конце концов, насчёт этого».

И сидя, и лёжа, я обдумывал свои вопросы для этого чудесного Марка. Я раскладывал их перед собой и так и этак, благо времени и темноты было предостаточно. Пламя, хотел я того или нет, всё время притягивало мой взгляд, и даже закрыв глаза, я продолжал видеть расположение брёвен и сучьев, объятых огнём, так что в конце концов и непонятные мне вещи, которые должен был прояснить Марк, стали представляться мне в виде горящего сооружения. Я старался как можно лучше переставить вопросы и слова в них, чтобы здание продержалось как можно дольше. Иногда я боялся, что мой чертог прогорит и превратится в угли ещё до приезда Марка, и начинал тогда выкладывать в темноте новый – ещё не тронутый пламенем.