Звуки волчьего шага с бьющими тяжелыми когтями по прогнившему деревянному полу и тяжелое дыхание с гортанным рычанием очевидно приближали мою смерть. И что же? Я так легко сдамся?

Взмахнув рукой с до сих пор зажатым в ней осколком, я решилась сражаться до последнего, стараясь не смотреть в эти глаза, на мгновение показавшиеся мне до боли знакомыми и все понимающими.

4. Глава 4. Разочарование

Я открыл глаза. В нос ударил запах. Мерзкий запах затхлости, тлена и плесени. Над собой я видел потолок. И… подожди-ка! Я поднял вверх лапу. Нет! Рука! Рука, чтоб тебя, рука! Пальцы. Потрясающе! Правда? Правда?

Вторая рука не послушалась. Я попытался поднять её, но не получилось. Какого?.. Я глянул на неё, но моё лицо уткнулось во что-то… это… волосы? Чья-то голова? Свободной рукой я ощупал то, что прижимало не только руку, но и половину моего тела.

Оно было мокрым, но тёплым… это… чтоб меня! Это человек!

Мысли осколками посыпались на меня. Я зажмурился. Ничего не могу вспомнить, кроме погони и в плече больно саднило. Ощупал себя и обнаружил что-то застрявшее у меня в теле — осколок стекла.

Так. Так.

Я снова коснулся человека, рука определённо давала мне понимание того, что это женщина. Как я оказался в этом доме, да ещё с женщиной?

— Ты больной шерстяной засранец, ты что девицу сожрать хотел? — возмутился я.

— Я? — ответил сам себе же. — Нет, я нашёл ведьму.

А? Я выбрался из-под девицы. Всмотрелся в неё. Ведьма сняла проклятие?

— Да? — спросил я у неё. Но она конечно не ответила, потому что была без сознания, а ещё её трясло и я чувствовал запах крови.

Всмотрелся в девушку. Раны на руках — два глубокий пореза, видимо от стекла, которое она хотела в меня воткнуть. Хотя нет. Воткнула же. Да.

— Ты снова человек! Здорово же!

И я хотел ответить сам себе, что да, только вот девочку жалко, совсем молоденькая и такая красивая, хоть конечно и помята основательно, но чего ещё ждать от кого-то, кто по лесу во тьме убегал от волка? Большого страшного и чёрного, как эта ночь, волка.

А? Я глянул в окно. Ночь… а я всё вижу!

Разочарование, разрывающее изнутри, заполнило меня, воспоминания, а точнее, знание, наконец, достигли моего ошарашенного происходящим разума.

— Не стал ты человеком, Кэйл… если бы стал, то ни одного проклятого выродка не рассмотрел бы. А ты видишь её прекрасно.

И я видел: светлые локоны волос, растрёпанные из платка и причёски, промокшее платье грязное и изодранное, руки в порезах и кровь… чую её кровь.

— Ох, твою, чего ты сидишь, идиот? Она же замёрзнет, заражение крови получит, помрёт! Эта та ведьма, которая тебе нужна, а ты сидишь и пялишься на неё?!

Я вскочил. Точнее, так себе это можно назвать словом “вскочил”. Из волка в человека всегда неуклюже и болезненно.

И я привык — каждую весну, чем ближе сияющий огнями праздник начала лета, я становлюсь менее подвержен чарам, которые обратили меня в волка почти сотню циклов назад. Я могу обращаться в человека, того, кем был когда-то. Время не властно надо мной, я остался таким же как был в тот день… или нет? Не знаю. Память играет со мной злую шутку. Когда я человек, то вспоминаю почти всё, но зверем внутри меня есть лишь злость, яростное желание охоты — выследить добычу, моего врага и отомстить, хотя я никак не могу вспомнить кому и за что.

Праздник приходит — единственная ночь, когда я могу стать человеком от заката и до самого рассвета, не оборачиваясь. Но после — очередной цикл в ненавистной шкуре, подгоняемый лишь гневом кипящим в моей животной крови.

Я вышел из дома.

— Кэйл, ты знаешь это место. Знаешь. Откуда?