Вообще я не привыкла сдаваться.

И опыт у меня имелся, когда торговцы привозили сырье и ткани для ремесла моего отца. Неживой большой волк? Ха! А как насчёт недвижимого быка и огромной повозки? Это я с виду хрупкая и маленькая, а голова у меня прекрасно соображает.

— Простите, ммм, – задумалась, как лучше её назвать, чтобы не обидеть, — госпожа? Мне нужна ваша мантия.

Если бы костлявая могла поперхнуться и закашлять, то обязательно сделала бы это.

Не знаю, кто это и зачем мне пыталась помочь, но она исполнила мою просьбу, бросив предмет своего одеяния передо мной. Ее же обволокла холодная белая дымка.

Я еле-еле перетащила бездыханного волка на полотно ткани и схватилась за края, таща за собой.

С меня стекал пот, руки онемели, спина ныла, но я, сцепив зубы, терпела и продолжала тащить шерстяного к могильному камню.

Кости в белой дымке парили надо мной в полной тишине погоста. Я даже в какой-то момент подумала, что действительно потеряла рассудок. И не мудрено же. Да?

Дотащив своего друга, ставшего близким по каким-то непонятным мне причинам, я остановилась и наклонилась, чтобы отдышаться. Сама не верила, что удалось сделать это и не умереть или не прилечь рядом с телом зверя, окончательно обессилев.

— Теперь кровь, – возвестили кости. Я вздрогнула от неожиданности. Потому что пока тащила, напрочь забыла, что они говорят вообще.

— Где? – выдохнула я, тяжело дыша.

— Руки, – клянусь она фыркнула!

Я уставилась на свои руки. Да, раны, которые почти зажили от трав под повязками, сейчас снова вскрылись от того, что я тащила мёртвого волка. Странно, но боли я не чувствовала. Размотала одну руку, и посмотрела на свою жутковатую помощницу.

— Рисуй знак жизни, – приказала она.

— Я не умею, – честно призналась я.

— Закрой глаза, – произнесли кости со вздохом, полным обречённости. А кости умеют вздыхать? Но кости и говорить не должны, так что…

Я выполнила указание, и у меня перед глазами в полной тьме возник горящий знак. Распахнув глаза я посмотрела на волка.

— На морде, – указала старуха.

Я нарисовала, а она одобрительно хмыкнула.

— Теперь на колени, руки на его сердце и повторяй: я пою зов жизни, пою отказ смерти.

Я повторила, ничего не ощутив при этом, и меня наконец окутало понимание той нелепости, которая сейчас происходила. Я на кладбище, сижу перед умершим зверем, надо мной парит скелет в молочной дымке, говорит со мной…

— Даю в залог горячую живую девичью кровь…

— Даю в залог горячую живую девичью кровь, – повторила я.

— Свою отвагу и стук сердца.

— Свою отвагу и стук сердца…

В ушах зазвенело от сильного биения. Сердце вот-вот выскочит из груди.

— Желание, отчаянно наполненное жизнью…

— Желание, отчаянно наполненное жизнью, – повторила я, а потом не знаю, что случилось, но я произнесла слова сама, — когда заходит солнце и озаряет мир луна, отдай мне то, что не по праву забрала. В тиши дыханье тысяч душ, как гром гремит внутри одной – пусть застучит скорее, пусть задышит. Отдай мне то, что больше не твоё, отдай того, чьё время не пришло…

Мои слова попадали в ритм моего сердца. Шум в ушах усиливался, заставляя раскачиваться меня в этом внезапном для меня самой ведьминском обряде.

И я не знаю, что случилось дальше, потому что я открыла глаза, увидела перед собой не кости в дымке, а пожилую женщину с очень добрыми и приятным лицом. Она улыбнулась мне одобрительно, потом взглянула на волка и прошептала:

— Я не хотела дорогой, прости…

Внезапно гул прекратился, оставив меня в тревожащей тишине.

Старушка истлела и рассыпалась в прах, а я перевела взгляд на недвижимого волка, не проявлявшего никаких признаков жизни. Силы покинули меня и я провалилась во тьму.