Теперь-то я понимала, какими нелепыми были мои мечты. Судьба оказалась ко мне немилостива.

«То ничего, некоторым гораздо хуже бывает, – уговаривала я себя, вспоминая бабушкины наставления о смирении и терпении, но представляя Фролкины объятия и поцелуи, мне аж тошно делалось. – Нет! Никогда этому не бывать, лучше в реке утоплюсь!»

Удачно выйти замуж я не помышляла. Кто ж в семью сироту-бесприданницу примет?! Но хоть бы вдовец какой добрый да работящий посватался, я, может, и согласилась бы, лишь бы подальше от Фрола да дружков его наглых, да развязных.

Под вечер, прихватив ведро, отправилась в хлев доить коз. Рогатые неслухи радостно заблеяли, они признавали только мои руки, упрямо не даваясь никому.

– Алёнка, а ну, ступай сюда! – послышался недовольный окрик хозяйки. – Опять, наверное, бока отлёживаешь. Вот свалилась на мою голову помощница.

– Здесь я, Прасковья Никитична, – почти сразу ответила я, выглянув из хлева. – В козлятник пошла.

– Смотри у меня! – строго добавила она и погрозила пухлым пальцем. – Просто так кормить не стану. На хлеб заработать надо.

У крыльца стоял Фрол и, сложив руки на груди, нахально ухмылялся.

Не поднимая на него глаз, я вернулась в хлев, подпёрла вилами дверь и тихо поцокала, подзывая животных. Мягкая шёрстка приятно грела озябшие руки.

– Родные мои, заждались уже? Сейчас, сейчас я быстро, – ворковала, одновременно обмывая вымя тёплой водой.

Через мгновение в дно ведёрка ударились первые тугие струи молока.

– Ну вот и всё, – сказала я, погладив последнюю, шестую, козу по спине.

Всех до одной обласкала и подоила. Заботливо прикрыв ведёрко куском белой ткани, выпрямилась и наткнулась на Фрола, стоявшего позади.

– И нравится тебе такая жизнь? Умаялась, поди, за день? – с притворной заботой спросил он, пытаясь обнять меня за талию.

– Уйди, не то закричу, – попятилась я.

«Как вырваться? Он хоть и неповоротливый, да тут бежать некуда», – мелькнула мысль.

Я начала медленно отступать к дальней стене хлева.

– Кричи. Матери скажу, что сама мне проходу не даёшь. Выгонит из дому, пойдёшь по дворам побираться. А если приласкаешь да в уста поцелуешь, так и я для тебя расстараюсь. Хочешь, сапоги сафьяновые с ярмарки привезу, хочешь платок шёлковый, а хочешь, бусы с серьгами подарю? – голос Фрола перешёл в хриплый шёпот. – Ты только скажи!

– Не подходи! Убью, если тронешь! – предупредила я.

– Ух, так даже лучше! Люблю норовистых кобылок усмирять, – Фрол едко усмехнулся и рванул вперёд.

Со всей силы размахнувшись деревянным ведром, полным молока, я стукнула хозяйского сынка по голове. Он не успел отпрянуть, ведро коснулось его плеч, молоко расплескалось, залив напавшему лицо и рубаху.

Я вжалась в дальний угол. Отступать было некуда. Мокрый и разъярённый Фрол надвигался на меня подобно быку.

«Всё, убьёт сейчас», – подумала я и съёжилась, ожидая удара, но в этот момент в дверях появилась Прасковья Никитична.

– Ах ты, зараза криворукая! Хозяйское добро портить вздумала, – зычно завопила она.

Не замечая сына, подскочила ко мне, схватила за косу, стала таскать и приговаривать:

– Вот тебе, чтобы неповадно было молоко разливать. Вот так, вот так.

Я пыталась отстраниться, но от её тяжёлой руки так просто было не уйти.

– Ну что, будешь ещё добро портить? Будешь? – приговаривала она, продолжая таскать меня за волосы.

На дворе уже собрался народ, и это подначивало её всё больше, всё сильнее. Она ходила вокруг меня и сыпала ругательствами:

– Посмотрите, какая змеюка выискалась. Сначала молоко вылила, а потом и чего другое задумает. Впредь тебе наука будет.

Фрол стёр стекающие с лица молочные капли и довольно улыбнулся.