– Держи, – девочка передала ключ Тати. – Разбужу остальных.

– Ну уж нет уж! – Тати развернулась. – Вместе до конца.

Девочка коротко кивнула и они кинулись с шумом и гамом будить сироток, большинство которых было младше них.

– Шевелимся! – подгоняла Тати заспанных детей. – Кто не успел тот опоздал!

С лестницы доносился возмущенный ропот монахинь. Они спускались вниз, и спускались быстро. Кто-то пронзительно завизжал – видимо, обнаружив замученную настоятельницу, привязанную к собственной кровати.

Тати, ведя за собой хвост из полуспящих сирот, рванула в сторону задней двери храма. Девочка замыкала шествие.

Тяжелая дверь не поддавалась, и Тати едва не разбила себе плечо, пытаясь ее вытолкнуть. Когда та наконец распахнулась, ребятня толпой повалила в узкий проход. Тати придерживала дверь с другой стороны, давая детям выбежать.

Девочка оглянулась. Словно на застывшей масляной картине она увидела разъяренные лица трех стремительно приближающихся монахинь, схватившихся за подолы сорочек. Девочка закрыла глаза.

Резким пинком она вытолкнула последнего мальчика на улицу, после чего что есть силы рванула тяжелую дверь на себя, захлопывая ее. Тати стучала с той стороны, выкрикивая вымышленное имя девочки.

Пока добудились звонарку, пока объявили тревогу и организовали облаву, было уже поздно. Дети ушли через сточные каналы и были таковы.

Дудля выжила – заточка Тати была мелкой и все раны оказались поверхностными.

Клеймив девочку безбожницей, монахини передали ее в руки городской стражи, заявив, что ее пропащая душа должна доживать свои дни в трудовом лагере.

– Да простит тебя Бог за твои деяния, Ося. Молись. В молитве и боли искупаются грехи, – напутствовала ее Дудля.

Закованный в латы патрульный крепко связал девочке руки грубой веревкой.

– Лилит, – смотря настоятельнице в глаза, сказала девочка. – Меня зовут Лилит.

– Не люблю эту историю, – клюя носом, недовольно сказала Дарири.

– Хорошая история, – не согласился с ней Окри, слушавший Лилит внимательно и завороженно. – Ты хорошо поступила.

– Да иди ты. Я каждый божий день в лагере жалела, что не смылась по-тихому.

– Важны не слова, а дела, – упрямо сказал Окри. – Тятя так всегда говорил.

– И посмотри, как кончил, – усмехнулась Лилит. – Так себе пример для подражания, а?

Окри не ответил, уперев глаза в землю. Лилит махнула рукой и улеглась на бок, закрыв глаза. Дарири разочарованно вздохнула и залезла в спальник с головой.

– А что мы будем делать в храме? – снова подал голос Окри.

Лилит приоткрыла один глаз.

– Отдохнем несколько дней. Потом я поеду в Чинджу. Работа у меня там.

– В смысле несколько дней? – встрепенулась Дарири.

– Дольше не получится.

– Ну хоть тамису давай там побудем? Сама же говорила, что хочешь в горы, тренировки там…

– Ну так и побудь тамису. Или две. Сколько хочешь можешь побыть. А мне работать надо.

– В смысле? – Дарири приподнялась на локте. – Ты без меня в город собралась?

– Работать я езжу одна, Дарь.

– Ну так и работай одна, я что, не найду чем заняться? – с досадой в голосе спросила чародейка.

Лилит сдержанно вздохнула.

– Посмотрим, – ответила она коротко. – Все, дайте поспать. Завтра до подножия еще весь день топать.

День выдался знойным, но несмотря на жару они достигли постоялого двора даже немного быстрее, чем планировали. Их встретило пять небольших минок, стоящих по бокам широкой дороги. На одной из них висела деревянная вывеска. Других паломников вокруг не было, но Окри и не смотрел вокруг себя. Он завороженно уставился на гору, которая круто уходила вверх, почти целиком прячась в рано наступивших сумерках.