– Чуть больше половины дня, – Лилит вытащила одну из палок и ловко провертела в руках. – Если плестись не будем.

– А их можно брать? – спросила Дарири с сомнением.

– Их нужно брать, они здесь как раз для этого. Облегчают восхождение. Мы их оставим наверху, и заберем, когда пойдем вниз.

Окри выбрал себе палку, обмотанную синей лентой с небольшим глиняным колокольчиком. Дарири взяла первую попавшуюся, с двумя тканевыми фигурками, изображающими человечков.

– Ну, двинули.

Кое-где тропка была выложена камнями. На скалах виднелись частично смытые дождем рисунки и надписи, нанесенные углем или меловым камнем. В основном они изображали семиглавое существо с драконьими головами, но там были и люди, и островные маски, орнаменты, и много чего еще. Некоторые рисунки были подсмыты дождем, какие-то были совсем свежими.

– Здесь часто паломничают. Храм сравнительно большой, к тому же недалеко от города. Паломников любят, туристов – нет, – сказала Лилит, заметив интерес Окри к наскальной живописи.

– А это че? Дракон? – он указал на семиглавое чудовище, схематично нарисованное белым на бледно-серой горной породе.

– Это гидра. Священное животное в их вере.

– По легенде, мир появился из пламенного дыхания небесного дракона Тапантсе. Пламя создало свет, тепло создало жизнь, – пояснила Дарири. – А гидры – его возлюбленные дети.

Лилит кивнула.

– В Аньянге нелегальна охота на гидр, гидриные бои и вообще причинение им любого вреда. Надо сказать, мерзавки этим с удовольствие пользуются. Жрут скот у деревенских, иногда разоряют урожаи. Чисто из вредности. Противные они, если меня спросите.

– Я думала, ты прониклась местными верованиями, – дыхание Дарири начало понемногу сбиваться.

– Мне не нужно верить в небесных драконов и почитать ящериц, чтобы учиться боевым искусствам. Храм вообще не про это. Он про путь к себе. Ты правильно сказала: “по легенде”. Для них это скорее красивая сказочка, чем истинная вера. Они вообще не особенно признают идолов. И не поклоняются никому.

– Сильно, – заметила Дарири. – Мне нравится.

– Ну. Знаешь, как у меня от сердца отлегло, когда я поняла, что не надо будет читать молитвы перед едой и притворяться, что тебе не все равно, что там после смерти?

Окри ненадолго ушел в себя.

– Я чет ваще никогда не думал, что верить можно в че-то еще. Ну, кроме Бога, – сказал он, оторвав глаза от земли.

– И как, – покосилась на него Лилит. – Веришь?

– Ну… – замялся мальчик. – Да. А как еще?

Лилит тихо фыркнула, и издала усталый вздох.

– Ты в приходе-то бывал хоть раз?

– Ну, пару раз был с мамкой…

– И что там услышал?

Окри смутился сильнее. Лилит невесело хмыкнула.

– Ламбианскую Книгу ты тоже не читал, и мамка тебе не читала. Так?

– Ты ж сама нижегородская, – буркнул Окри недовольно. – Знаешь что мы не читаем.

– Знаю. И тем это удивительнее: церковь собиралась тебя казнить, изуродовала на всю жизнь, а ты все равно хранишь им верность. Даже не зная ничего о боге, в которого веришь.

– Церковь и вера – не одно и то же, – заметила Дарири. – Ты-то, в отличие от него, умеешь читать. Должна понимать разницу.

– Бог – это идея. А церковь – воплощение этой идеи в нашем бренном мире. В том, что воплощение такое уродское, виноваты исключительно люди. Но это не значит, что ненавидеть нужно только их.

– А ты Книгу читала, типа? – спросил Окри с сомнением.

– У меня отец был пастором, – Лилит покосилась на него насмешкой. – С пеленок слушала, заучивала, и на службу ходила каждое полнолуние. И знаю о ламбианцах достаточно, чтобы их презирать.

Окри немного помолчал, задумчиво пиная мелкие камни под своими ногами.