Одному только Петру было плевать на то, что меня мотало по его машине. Сам он сидел за рулем так, будто был приклеен к своему сиденью.

- Боже, - вышла я из машины, когда Пётр припарковался у одноэтажного длинного здания, обшитого бежевым сайдингом. – Как ваши доярки после такой дороги еще работать умудряются?

- Опытные, - просто бросил Пётр и кивнул головой в сторону входа в здание. – Давай в мою контору. Выдам тебе робу, и пойдёшь в телятник. Там тебе всё объяснят.

Молча закатив глаза, двинулась за мужчиной в «его контору». С облегчением обнаружила, что внутри здания прохладно и на входе есть кондиционер, не пропускающий уличный зной. Едва входная дверь за нами закрылась, и мы пошли по узкому коридору, две двери открылись, и из своих, наверное, кабинетов, вышли женщины, тут же одарившие Петра широкими улыбками, а меня окатили с ног до головы нескрываемой неприязнью.

- Доброе утро, Пётр Петрович! – улыбались они ему, поправляя при этом свои лёгкие летние платьица.

- Доброе, - сухо бросил им Пётр, не удостоив дамочек своим вниманием.

Хоть бы посмотрел, сухарь, как красивые и накрашенные в восьмом часу утра!

- Здравствуйте, - с трудом, но я нашла в себе силы, чтобы улыбнуться им и поздороваться.

- Здрасьти, - выронили они, окинув меня оценивающим взглядом, явно придя к единогласному выводу, что я «фу».

- Приятный женский коллектив вас окружает, - я вошла следом за Петром в его кабинет. По крайней мере, на двери значилось его фамилия и имя. – Вам не тесно в их змеиных кольцах?

- Мне похер, - бросил Пётр. Не глядя на меня, открыл узкий шкаф, стоящий в углу, и начал в нем рыться и чем-то шуршать.

Я запрятала руки за спину и стала молча разглядывать его кабинет. На стенах было полно рамочек со всякими дипломами, сертификатами и грамотами. И еще было полно фотографий, где Пётр стоит с коллективами, похоже, своих рабочих. Самая яркая фотография здесь для меня оказалась та, на которой Пётр стоял среди пятнадцати женщин в цветных сапогах, белых халатах и косынках и широко улыбался в кадр, держа в руках како-то кубок. Счастливый такой, будто приз мечты выиграл.

На другой фотографии он был в компании одних мужчин в ярких оранжевых комбинезонах. Широко он там не улыбался, но явно был горд собой, сверкая наручными часами. Странно, что сейчас он ничего не носит на своих запястьях.

- Одевайся, - отвлек меня короткий приказ.

Повернув голову на звук мужского голоса, наткнулась на яркие розовые резиновые сапоги и белый халат в руках Петра.

- Это мне?

- Нет, мне, - едва не закатил он глаза. – Одевайся. С размером, вроде, угадал. И поживее, телят кормить пора.

Одежда выглядела новой. Я решила не выпендриваться, чтобы не тратить на это время, поэтому молча поменяла кеды на розовые сапоги, а сверху своей футболки накинула и застегнула халат.

- Ну, как? – покрутилась я перед Петром.

- Косынку повяжи и волосы спрячь так, чтобы в дерьмо ими как кистью не попасть.

В следующую секунду Пётр достал для меня квадрат белой ткани с верхней полки шкафа. Молча дождался, когда я повяжу его на своей голове и, только удовлетворившись увиденным, вновь приказал следовать за ним.

В этот раз мы вышли из здания, обошли его и пошли по деревянному тротуару в сторону, где было слышно мычание, блеянье и что-то схожее с рычанием медведей.

Мы подходили к длинному низкому зданию, построенному словно из белых больших камней. Идя за Петром, я до смерти испугалась пробежавших мимо нас коров, гонимых пастухом на лошади, и машинально схватила Петра за руку и прижалась к его боку, стараясь найти защиту.

- Не ссы, - хохотнул мужчина, но руку мою не выпустил, а лишь сжал увереннее. – Они по своим делам идут. Не за тобой.