*

Силы небесные! Кто-нибудь знает, как остановиться и перестать есть этот невероятный хлеб? А молоко? У него даже молоко какое-то другое на вкус. Оно будто сливочное, мягкое, нежное. Не знаю, возможно, дело в банке, которую Пётр достал из холодильника, но дома, когда я пью молоко из коробки, вкус у него совсем другой, скорее, водянистый, нежели сливочный.

Пока я ела, Пётр убрал за собой кухню, оставив абсолютную чистоту. Наверное, я впервые в жизни увидела, как мужчина легко и непринужденно моет посуду. Мой папа дома посуды не касается вообще и готовил он только один раз (до сих пор помню, как в доме воняла обуглившейся яичницей).

А Пётр, как самая настоящая хозяюшка, управляется по кухне – только тряпки, губки и полотенца успевают сменяться в руках. Если бы он еще и футболку надел, чтобы я не отвлекалась на его обнаженную спину и плечи, то цены б ему не было.

- Любительница брокколи, - обратился вдруг ко мне Пётр. Подняв на него взгляд, заметила, что он уже попивает кофе из большой кружки. И всё ещё без футболки. – Ты бы полегче с хлебушком. Сейчас Банзай придёт, мне его тоже чем-то кормить надо. Вторая булка на вечер, - бросил он тут же, заметив мой жадный взгляд в сторону духовки.

Взяв себя в руки, чтобы прекратить жор, я доела последний кусочек, который был у меня в руке, допила молоко и демонстративно помыла за собой стакан, чтобы Педро Залупин не думал, что я неумёха. Правда, не очень удобно, что для того, чтобы стоять у раковины, мне приходилось стоять совсем близко к Петру, который со своим кофе не собирался никуда уходить. Я чувствовала на себе его насмешливый взгляд, но делала вид, что не замечаю.

- И это, Вась, - мягко кашлянул мужчина. - Ты бы лифчик какой на сиськи надела или ещё какую броню. Сейчас Банзай придёт, его же откачивать придётся.

Хмыкнув, я отставила стакан на сушилку и повернулась к Петру, заглянув в его глаза снизу вверх.

- Это вы так комплимент мне сделали?

- Это я сделал так, чтобы мои помощники не проебались весь день, а сделали по дому и хозяйству хоть что-нибудь, пока меня не будет.

Грубиян! Можно подумать, что я тут с кем-то спать собираюсь.

- Доброе утро всем! – достаточно бодро в дом вошёл Банзар, прервав наши с Петром гляделки.

Взгляд парня плавно скользнул по мне, задержавшись на груди и бёдрах. Машинально я накинула на плечи волосы и прикрыла ими грудь. Стало неловко и неуютно. Ощущение тепла, исходящего от Петра прямо за мое й спиной, нисколько не делало ситуацию легче.

- Что там с дойкой, Хуявэй? – оборвал, наконец, Пётр тишину.

- Всех привёз и всех увёз, - отвлекся от меня Банзар и положил на кухонный остров связку ключей и плюхнулся на стул, на котором минутой ранее сидела я. – Машина у калитки.

- Руки помой сначала, - строго выронил Пётр, увидев, как парень потянулся к хлебу.

Молча, но Банзар послушно пошёл к раковине, от которой мне пришлось довольно быстро отходить, едва не врезавшись при этом в Петра, который так и продолжил потягивать свой бесконечный кофе.

- Все были? – спросил он по-деловому сухо у Банзара, пока тот мыл руки.

- Двоих пришлось поднимать, но были все.

- Хорошо.

Парень помыл руки и вернулся за стол. Хозяйничал в доме он сам: наливал себе молоко, отламывал хлеб и даже масло и варенье из холодильника достал, не спрашивая. Похоже, он чувствует себя здесь, как дома, и хозяин этого дома ничего ему не говорит.

Закончив с кофе, Пётр помыл за собой кружку, поставил ее на сушилку и, взяв серую футболку со спинки одного из стульев, на ходу надел её. Взял ключи, оставленные Банзаром, и перед выходом из дома строго глянул на нас и, главным образом, на меня: