- Точно не хочешь? – глянул на меня мужчина.
- Я хочу домой к нормальной еде, комнате и… душу.
- М, - равнодушно дёрнул Пётр бровями и осушил стакан молока. – Ты хоть в курсе, за что тебя в ссылку-то папенька отправил?
- Хочет, чтобы я стала взрослой, - цокнула я, едва не закатив глаза.
- И? – впился в меня взгляд голубых глаз с легким будто бы насмешливым прищуром.
- Что «и»?! Мне уже двадцать, вообще-то!
- А сидишь тут на стуле, болтаешь ножками и выёбываешься, как пятилетка: это не хочу, то не буду, дайте мне брокколи – я давно не срала зеленым…
- Вы утрируете.
- Что я только с утра не делаю, - вздохнул Пётр и наполнил чистый стакан молоком из банки. Поставил его передо мной. – Жуй, глотай, и пиздуй работать. Если хочешь не только казаться взрослой, но и быть ею, то перестань выёбываться и строить из себя королевишну. Бери ответственность и отвечай не только за своего пердушонка. Папенька с маменькой не на всю жизнь с тобой. Рано или поздно их шеи, на которых ты сидишь, лягут в землю. И останешься ты неумехой.
- Я умею работать и зарабатывать, если нужно. Я пишу картины и это приносит мне неплохие деньги, но папа считает, что всё, что я делаю – полная ерунда, потому что я не работаю, как все, в коллективе, физическим или умственным трудом. Для него моя работа – не работа, а баловство. Я просто машу кисточками и карандашами. И, вообще, в его понимании это ненадолго, - выпалила я всё, что у меня накипело.
- В чем-то он прав, - повел Пётр широким плечом. – У тебя должен быть план «Б», если затея с картинами однажды наебнётся.
- Мой план «Б» - это диплом бухгалтера, на которого я учусь по папиной, кстати, указке, - скрестила я руки на груди и уставилась в стол перед собой.
Зачем я только завела эту тему? В очередной раз убедилась, что я живу по тому сценарию, который для меня прописали родители.
- Мда, - Пётр поскреб пальцами затылок, а я машинально засмотрелась на его бицепс и игру мышц под его кожей. И почему у меня не т под руки ни карандаша, ни листочка? – Ладно, Васька, будем жить так…
- Как, Педро?
- Дружно, - посмотрел он на меня совершенно недружелюбно. – Ты поживёшь у меня месяц, как и хотел твой папенька, будешь на хозяйстве, пока меня не будет дома. Вся бабская работа на тебе, кроме мозгоклюйства. Через месяц я со слезами гордости и восхищения передам тебя твоим родителям. Будем надеяться, что наивного долбоёба я играю лучше, чем ты.
- То есть вы мне не поверили, что я… такая? – покрутила я пальцем у своего виска.
- Да нет, - качнул Пётр головой. – Сейчас смотри, и что-то прям так верится.
- Очень смешно, - закатила я глаза.
- Хлеб?
- Чуть-чуть, - сдалась я.
- Отламывай. У нас самообслуживание, - произнес Пётр и вышел из-за стола. Помыл за собой стакан и поставил его на сушилку.
Кончикам пальцев я отломила небольшой кусочек от горячей булки и сначала принюхалась к хлебу, практически прижав его к носу.
Боже! Какой запах!
Открыла глаза и поймала на себя взгляд Петра, который, похоже, смотрел и ждал, когда я уже попаду хлебом в рот, а не в нос.
Нерешительно закинула кусочек хлеба в рот. Приятное тепло коснулось языка, от деликатного хруста на зубах едва не закружилась голова. Как же это вкусно!
- Молоком запей, - тихо выронил Пётр, и я послушно отпила немного холодного молока, едва не застонав от контраста вкусов, которые идеально дополняли друг друга.
- Очень вкусно! – выдохнула я восхищенно и покосилась на оставшийся хлеб. – Можно еще немного?
- Ты предашь брокколи? – деланно возмутился мужчина и улыбнулся, едва заметно кивнув. – Жуй. У тебя сегодня много работы.