А между нами лад был. Ну, что любил я её, ты уже поняла. Та любовь мне такие силы давала, что дела мои резко пошли в гору. Дядя нарадоваться не мог. Отделил меня, хозяином поставил над несколькими мануфактурами. А я хоть и работал изо всех сил, но моя душа всегда домой рвалась. Лечу домой как на крыльях, извозчика тороплю. А дома она! Как сказочная принцесса. Уж я ей нарядов понадарил, украшений всяких. Ей всё шло, что бы она ни надела. Легко она ко всему относилась, весело. Баловаться да шалить очень любила. Но порой запиралась у себя в дальней комнате и сидела там долго-долго. Раз как-то я не удержался и подсмотрел. А она вошла в комнату, свечи зажгла, книгу какую-то странную достала…

– Книгу! – встрепенулась Нина. – Какую книгу?

– Да я толком и не рассмотрел. Большая такая, в старинном переплёте. Я попытался войти и книгу ту рассмотреть. Но она так на меня посмотрела, что душа в пятки ушла. И сказала:

– Оставь это. Не твоего ума дело, – я больше и не пытался.

А как-то раз спросил я у неё про родных. Она рассказала, что отец её братом Волошину приходится.

–А мать и бабка колдовками были.– Так и сказала – колдовками.– Боялся их народ, не любил. Но знали они много и даром необычным владели. Так-то. Вышла мама замуж за парня пришлого, вольного. Любили они друг друга. Родились у них две дочки. Старшая Мария, да я. Мария вышла замуж за Ивана и в Канском уезде живет. А мамку злые люди камнями забили. Кто его знает за что. Может, и было за что. А папка бросился её спасать, так ему вилы в живот воткнули. Промучился он несколько дней, да на моих руках и помер. Похоронила я родных и сиротой осталась.

– А бабушка?

– А с бабушкой другая история. Ещё мама жива была, бабушка как-то засобиралась.

– Ты куда?– спросила мама её – Ведь гроза нынче будет!

А та встала так, распрямилась и сказала:

– Пора мне, доченька. А что гроза, так это наша стихия. Она нас породила, она нас и заберёт. – Спокойно так говорила – А девочек своих береги. Не долгий век у вас всех.

И ушла. Больше её мы и не видели. А гроза тогда и вправду сильная была. А ещё мама сказывала, что бабушка её в грозу родила, и сама она нас с Марией тоже в грозу родила, вот ведь как… Да, много знали мама и бабушка, но недолог их век был. И мой тоже короток будет, так что люби меня и радуйся!

Не понравились мне тогда её последние слова, но она засмеялась, заиграла меня, чтобы я особого внимания на них не обратил. А потом ты у нас появилась! Вот радость была! Но помню, как она с грустью на тебя посмотрела и сказала:

–Прости, доченька, что судьбинушку тебе нелёгкую дала. Но ты теперь одна из роду нашего будешь дело продолжать!

Потом резко обернулась, увидела меня, тебя к себе прижала и замолчала. Так я ничего и не понял. А когда тебе третий годик пошёл, будто подменили мою Марфу. Странная какая-то стала. И раньше были у неё странности, но тут совсем другой стала. Всё больше молча по дому ходить стала, задумчивая, бледная. И куда её веселье подевалось? И ещё грозы бояться стала. Как начнётся гроза, она ко мне бежит, прижмется, дрожит вся.

А ту ночь я никогда не забуду. До чего она ласковая да нежная со мной была. Но смотрю, слёзы у неё на глазах.

– Что случилось? – спросил я с тревогой.

– Хороший ты, добрый! И полюбила я тебя всем сердцем. Да только счастья мало я тебе дала.

– Ну что ты, ещё столько счастья у нас впереди! – перебил я её.

А она смотрит на меня своими большими глазами, а в них такая тоска, что сердце защемило.

– Нет, милый, кончилось наше счастье. Доченьку береги! – и отвернулась.

Я вскочил с постели:

– Ты что такое говоришь? Заболела что ли?