Смена настроений никого не порадовала, Гриша переглянулся с такой же ничего не понимающей Лукьяновой.

– Она только так и понимает, – отрезал Барс пренебрежительно, но Андрей не унимался.

– Ладно тебе. Эмма права, тренировка кончилась, побудь с ней. – Добрый Андреев не понимал, что проблема не в нем. А в странных, полярных отношениях сладкой парочки. Секунда обожания, ненависть и снова примирение. Видимо, у них так было заведено. – Я потом к тебе подойду все обсудить, – улыбнулся Андреев миролюбиво и просиял, когда в холл вернулась Эмма.

Макияж был поправлен, Барс взяла ее под руку, а от семенящей рядом Лизы Эмма отмахнулась, как от мухи. Гриша скрипнул зубами. Его не задевали личные обращения Эммы, но видеть, как Лиза становилась беззащитной рядом с сестрой, хотела успокоить, а получала лишь пинки в угол, поднимало в нем волну жаркую и злую. Лиза выглядела ногами забитым щенком, в глазах ее слезинками сверкало разочарование.

Арсений поднялся на встречу Эмме, заключил ее в объятия, небрежно хмыкнул. Эмма сдалась: хихикнула в его руках, приняла сладкий поцелуй в губы и завершила спектакль – что и требовалось доказать. На жертв обстоятельств – сестру – ей было плевать.

Рука Барса опустилась ниже, под белую юбку платья, и грусть с Эммы как рукой сняло. Она взвизгнула, засмеялась, взяла Арсения под руку. Гриша в отвращении скривил губы. Сколько драмы.

– Пойдём. – Арсений махнул сестре. Опомнился. – Ты хотела позвать Веронику?

Довольный прищур Барса прошелся по брюнетке, внимание присутствующих обратилось к ней. Вероника царственно поднялась со скамьи, сложила руки на груди, оттянула ворот черного свитера Прада, удивленно выгнула бровь. Гриша в детстве сколько не старался, так и не научился подобное делать. А Влада умела. Лукьянова почти даже могла сравниться со старшей Громовой в грозности в этот момент. Почти.

Алиса опомнилась, всплеснула руками.

– Да, Лукьянова, пойдем с нами, я покажу свой прошлогодний проект по спектаклю, пригодится в твоем, – Барс закинула на плечо лаковую красную сумку, улыбнулась доброжелательно. «Не стоит верить этой улыбке», – переглянулся Громов с Вероникой. – Про него даже статья в журнале была, грандиозный был перфоманс.

Лукьянова подумала секунду.

– Лиза с нами? – Почти с вызовом, ответив похожей улыбкой, задала она четкий вопрос святой троице.

Гриша в который раз удивился тому, как нелепо эти четверо смотрелись в стенах школы, расписанных вручную. Будто сошли только что с подиума. В черном Лукьянова, в белом Купер, в красном Барсы. Карикатуры на фоне реальной жизни.

– Лизе с нами нельзя, – Эмма крепче прижалась к боку Арсения, отбросила за спину белые волосы.

Гриша кожей почувствовал, как младшая Купер рядом сникла, но виду не подала. Вместо нее возмутилась Вероника.

– И почему? – Упрямым, громким вопросом остановила она уходящих ребят.

Эмма обернулась на Лукьянову недоуменно, нахмурила брови, покосилась многозначительно на Алису, будто спрашивала, кто новенькой выскочке в принципе дал голос. Затем вздохнула устало.

– Вероника, – Эмма смотрела на свой маникюр, – ты обо идешь, либо нет. – Наклонила голову вбок и взглянула на Лукьянову исподлобья, предупредительно. – Но человеком, которому я буду объяснять мотивацию своих решений, ты не станешь. Лиз, – Эмма обратилась к сестре, улыбнулась ободряюще. – Увидимся дома.

Хитрый ход. Младшая Купер тут же закивала. Гриша проклял наивность юных душ и тех, кто ею пользовался.

– Все нормально, иди. – Обратилась Лиза к Веронике. – У меня все равно домашки полно.

Эмма довольно кивнула, направилась под руку с Барсом к выходу. Алиса утянула Лукьянову из холла, которая торопливо успела обнять младшую Купер на прощание и прошептать «извини». Лиза понимающе улыбнулась. Андреева позвал куратор, а Гриша, смотря в след святой троице, ощутил раздражение. Не обезличенное, как е надоедливой мухе, которой Эмма была все это время. Целенаправленное.