Внутри было холодно и тихо. Алина почувствовала, как волоски на ее руках встали дыбом. Запах здесь был концентрированным, проникающим в самую глубь ее существа. Она провела рукой по старинной деревянной кровати, по покосившемуся комоду. И тут она увидела их. Несколько засохших, почти незаметных пятен на полу. Темные, бурые, почти сливающиеся с цветом старого дерева. Но Алина знала. Это была кровь. И ее было много.

Рядом с пятнами она нашла несколько старых, пожелтевших фотографий, выпавших из альбома, который, видимо, когда-то стоял на комоде. На них были женщины. Разные – блондинки, брюнетки, рыжие. Молодые, красивые, с улыбками, которые теперь казались такими чужими и далекими. На некоторых фото они были одни, на других – рядом с высоким, темноволосым мужчиной. Виктором.

Сердце Алины, или то, что от него осталось, сжалось. Эти женщины… они были здесь до нее. И их судьба, судя по запаху крови, была предрешена. В ее голове пронеслись образы – Виктор, его властный взгляд, его доминирующая сила, его жестокость, проявленная на охоте. Он не просто пил кровь. Он наслаждался этим. Он играл со своими жертвами, как хищник с добычей. И эти женщины были его добычей.

Она почувствовала волну отвращения, смешанную с чем-то иным. Страхом? Да, безусловно. Но и странным, извращенным притяжением. Эти женщины были слабы. Они не выжили. А она – выжила. Она стала такой же, как он. Или почти такой же. Это открытие о глубине его одиночества, о череде жертв, которые проходили через его жизнь, заставило ее по-новому взглянуть на Виктора. Он был не просто хищником. Он был древним, уставшим существом, которое искало нечто, что могло бы развеять его вековую скуку. И, возможно, он нашел это в ней.

Алина провела пальцами по одной из фотографий, где Виктор обнимал хрупкую блондинку. Его глаза на снимке были такими же холодными и бездонными, как и сейчас. Она представила, как эта женщина, как и она сама, была поглощена его силой, его тьмой. И как потом он, должно быть, безжалостно оборвал ее жизнь.

Дрожь пробежала по ее телу. Это была не только дрожь страха, но и дрожь осознания собственной судьбы. Она была одной из них. Очередной. Но что, если она могла бы стать другой? Что, если она могла бы выжить там, где они пали? Эта мысль, дикая и дерзкая, зародилась в ее сознании. Она была не просто его очередной жертвой, а, возможно, тем, кто сможет изменить его. Или кто будет сломлен им окончательно. Неясные, но мощные ощущения, смешанные с запахом старой крови и чужих судеб, заполнили ее. Она была на пороге чего-то нового, чего-то неизведанного, чего-то, что было одновременно ужасно и притягательно.

Ночь распахнула свои черные объятия над Петербургом, и Виктор, словно хищник, ведомый древними инстинктами, потянул Алину за собой в самую гущу этой тьмы. Они двигались по заброшенным промышленным зонам, где ржавые остовы заводов высились над ними, как скелеты доисторических чудовищ, а ветер свистел в разбитых окнах, выпевая заунывные песни о забытых временах. Воздух здесь был пропитан запахом сырости, металла и отчаяния, и Алина чувствовала, как этот мрак проникает ей под кожу, становясь частью ее новой, жуткой сущности.

Виктор шел впереди, его силуэт казался вырезанным из самой ночи. Он говорил, низкий, рокочущий голос едва слышался в завываниях ветра, но каждое слово впивалось в сознание Алины, словно острый коготь. Он рассказывал ей о правилах этого мира, мира, где она теперь была. «Здесь нет места слабым, Алина, – произнес он, оглядываясь на нее. Его глаза блеснули в полутьме, как два уголька. – Есть кланы, что делят город, как падальщики делят добычу. Есть одиночки, что прячутся в тенях, как мы с тобой. И есть те, кто слишком долго цепляется за свои человеческие воспоминания… Они не выживают».