Под его взглядом Иван Беклемишев посерьёзнел, внутренне почувствовав, что сейчас речь пойдёт о чем-то, важном. Его настроение тут же передалось отцу, и, глядя на них, даже Волк Курицын перестал смеяться и замолчал.

Фёдор Курицын, слегка кивнул, выражая своё удовлетворение вниманию присутствующих, и чуть наклонившись вперёд, повёл разговор.

– Ходят слухи, – проговорил он, понизив голос, – что здоровье нашего государя, – да живет он вечно! – пошатнулось….

– Да ну, это ерунда! – перебил, всё ещё находящийся в весёлом расположении духа Никита Беклемишев. – Я вчера видел Великого князя, он был весел и бодр.

– А между тем, митрополит и его свита тайно молятся об исцелении государя, – уверенно сказал Фёдор Курицын. – Я знаю это достоверно от нашего общего знакомого – отца Михаила.

Беклемишевы переглянулись.

– Как? – воскликнул Берсень Беклемишев, – наш государь болен, попы совершают молебны, но об этом никто не знает? Но, почему?

– Всё дело в том, что никто не хочет огласки. Ведь сразу, как и всегда, всплывёт вопрос о престолонаследии и о том, кто подхватит Русь, если что-то случится с государем, – вставил как бы невзначай Волк.

– Да что за слова, ты рекёшь, – нахмурился Никита Беклемишев, он всегда относился с недоверием к мужиковатому брату дьяка Курицына. – Знамо дело, кто. Чай, всем известно: Иван Иванович Молодой, ныне Тверской князь – старший сын нашего государя, он и обретёт престол.

– Да, по всем канонам так и должно быть, – согласно кивнул Фёдор Курицын, но…

– Что «но»? – с лёгким недовольством, фыркнул боярин Никита.

– Но, так думают не все, – снова подал голос Волк.

– Да ты об чем? – спросил Никита Беклемишев, уже с нескрываемым раздражением.

– Вот, для того и позвали мы вас. Дабы об этом потолковать. Но в нынешние времена говорить откровенно сложно. Особливо о тех делах, кои великой печатью ложатся на судьбу всей нашей Руси. И я расскажу вам обо всём, но в обмен на клятвенное обещание молчать о том, что вы здесь услышите.

– У тебя к нам веры нет, дьяк? – изумился Берсень.

– Напротив, боярин Иван. Именно вам я и доверяю, иначе не позвал бы для такого разговора. Но в таком деле, я, потребовал бы обещания даже у самого государя, – решительно ответил Фёдор Курицын.

– Ладно…. Клянусь именем Христовым, что не изреку никому того, что тут будет говорено, – стрельнул своими кошачьими глазами из-под светлых бровей Иван Берсень.

– И я клянусь, – осеняя себя крестом, сказал Никита Васильевич Беклемишев.

– Вот и ладно, – удовлетворённо кивнул Фёдор Курицын.

– Ведомо ли вам, бояре, что на самом деле происходит сейчас в кремлёвских палатах и вокруг них?

– Ранее думали, что ведомо, но теперича, после твоих слов, даже и не знаем, что сказать, – недовольно пробурчал Никита Беклемишев.

– Ну, так вот, – тихим голосом продолжил Фёдор Курицын, – всё идёт к повороту и изменению уклада на Руси, окончательно на византийский манер. И для этого, власть церковных мужей укрепляется и становится, чуть ли не вровень с великокняжеской. А кто будет в противлении сему, того подвергнут сыску и истреблению!

– Быть того не может, ты верно с ума сошел, почтеннейший дьяк! –не сдержавшись воскликнул Берсень. – Зачем на византийский? Чем он лучше нашего, исконно-русского? А что мы на это скажем? А, государь Иоанн Васильевич?

– Он уже дал согласие.

Вся кровь бросилась Ивану Беклемишеву в голову. Он ошарашено посмотрел на своего отца, тот по-бычьи склонил шею и молча сопел.

– У тебя от обилия государственных дел и прочих хлопот мысли путаются, дьяк, – сказал Берсень уже спокойно. – Ты забываешь, что такое не может быть решено без воли наследника и всех бояр.