Сергей Савельев давно осознал, что сделал ошибку, но обратной дороги уже не было, вернуть позицию строптивого и непокорного молодого солдата ему никак не удавалось. По факту, его били теперь еще больше, чем когда он «держал марку», пресекая все попытки восстать, и после очередного сломленного протеста, он бежал за пайкой для дедушки, стирал чье-то ХБ, шел в наряд «за того парня» и так далее и тому подобное. А хуже всего то, что он потерял свое лицо – Сергея хоть били, но все равно, в душе, уважали. Уважала его даже «Святая троица», видя в нем крепкого паренька, который, несмотря ни на что, держался, и его никак не могли заставить «шуршать»… а теперь он сломался. И к его «плохому поведению», которое давало повод взбрыкивать другим чижам, теперь, добавилось призрение и разочарование.

Да и не он первый, и не он последний, кто, по каким-то причинам падал, на социальное дно 12-го Гвардейского мотострелкового полка, не он первый, и не он последний на кого, после этого, набрасывались, словно стервятники, все кому не лень, а друзья отворачивались, оказавшись на поверку – псевдо друзьями. Не случайно, Пожидаева учил его земляк, Саша Антонов: «Главное – держи марку, если упадешь, обратно подняться, будет практически невозможно».

Вот так, оставшись совершенно один, всеми призираемый, Сергей Савельев, из задорного, веселого парня, превратился в молчаливого, одинокого волчанка, который по прежнему, молча сносил побои, прикрывая жизненно важные органы руками, и только потаенная злость, которая периодически сверкала в его глазах, говорила о том, что он еще не превратился в покорное животное.

– Ну что будем делать Савелий? – продолжал ложно негодовать Зарубин, ведь он был совершенно сыт, наевшись плова в РМО, у своего брата, принесенного из офицерской столовой. – Что молчишь сученок, или не можешь сообразить, в чем твоя вина? Если я сказал принести картошку в которой должно быть много тушенки, значит тушенки должно быть много. А ты мне что принес? – Хотя в пайку Николая, Сергей высыпал всю свою тушенку, кстати которой, ему и так досталось совсем чуть-чуть. Так что ужин Сергея был из картофельного пюре, сильно разбавленного черными глазками, водой и комбижиром, которое он запил слегка подкрашенным, и чуть подслащённым чаем.

Во время этого разговора к ним подошел, не весть откуда взявшийся, другой представитель «Святой троицы» – Степан, которого все звали Стэфан. Он заглянул в котелок, который держал в своей руке Зарубин, потом взял его в свою руку, и поднеся его к своему лицу, зачем-то понюхал.

– Он Колек над нами издевается, – ехидно смотря на Сергея промурлыкал он. – А ну, товарищ солдат, затянуть ремень! – скомандовал Стэфан.

Савельев, молча, начал затягивать свой ремень.

– Не братан, так дело не пойдет, давай туже затягивай, не дай бог, я палец просуну, – все так же ехидно поглядывая, но уже с угрозой в голосе, добавил он.

Через несколько секунд Сергей затянул ремень, и застыл на месте. Степан подошел, и начал тыкать двумя пальцами, между ремнем и животом – они не пролазили.

– А ну ка Колек, держи ему руки сзади, – неожиданно, сказал он. Николай подошел сзади, и загнув Савельеву руки за спину, сковал их, железной хваткой.

– Это хорошо, товарищ солдат, что вы ходите по уставу, и застегиваетесь на все пуговицы, – так же ехидно смотря на Сергея, и перейдя на «вы», продолжил издеваться Степан. – Но это не всегда хорошо для дыхания, а особенно это плохо влияет на пищеварение, – с этими словами, он расстегнул две верхние пуговицы на гимнастерке Савельева, оттянул воротниковую часть на себя, и в образовавшуюся дырку, начал выливать горячую, жидкую толченую картошку.