– Попадись мне только этот Гелиос…

– С этой стороны скорее Сол, – сказал Сема.

– Абсолютно все равно.

Морана искала, чем бы скрепить шторы, но ничего не нашла и отпустила их. Толстая полоса света упала на бежевый ворсистый ковер. Шторы хорошо справлялись с солнцем, поэтому в комнате стало почти темно.

– Почему здесь такое яркое солнце? – спросила Леля.

Но тут же пожалела об этом, ведь вопрос был тупым. Она же в средиземноморье. Какое еще здесь может быть солнце?

Тем не менее ответ ее удивил:

– Потому что их тут два, – сказал Сема.

Леля тут же подбежала к окну. Но чтобы открыть шторы, предстояло сперва сразиться с Мораной, которая крикнула:

– Э-э-э! Куда обутая?

Увидеть два солнца было не так жизненно важно, как спасти себя от осуждения Мораны. Поэтому сперва Леля разулась и лишь потом вернулась в комнату.

Лели не было всего дюжину секунд, но в комнате заметно похолодало и стало темнее. Порывы холодного воздуха, возникающие непонятно откуда, запахивали шторы. А рядом Морана, довольно улыбаясь, струшивала руки.

– Красота, – сказала она и пошла к кровати.

– Ну холдрыга… – сказал Сема.

До этого он осматривал каждый шкафчик, каждую полочку, словно на них было что-то, кроме пыли. А теперь подошел к шторам и разогнал руками ветер Мораны.

Та уже успела пройти к кровати. Но почувствовав, что в комнате теплеет, она обернулась и, поняв, в чем дело, заголосила:

– Ты издеваешься? Тебе что, эта жара нравится? Зачем ты испортил мой ветер?

Морана пошла колдовать новый, но Сема схватил ее за руку, не давая приблизиться к шторам.

– Пусть будут открытыми, – сказал он.

Морана пыталась вырваться, но у нее не получалось. Наконец она сдалась, и сказала:

– Я хотела поспать!

– Но сейчас полдень, – сказал Сема.

– Отлично! Я как раз вписываюсь в полуденную дрему. Пусти!

Сема отпустил, потому что теперь Морана рвалась не к шторам, а к кровати. Уже через пять секунд она лежала, прижимая к лицу подушку. Она бы казалась мертвой, если бы не носок левой ноги, которым Морана дергала как-то недовольно.

– Отлично, – сказал Сема, уперев руки в боки.

Леля не поняла, о чем он, ведь причин сказать это было много. Например, в комнате было прохладнее, чем в холле, и уж тем более на улице. Если бы Леля знала, что Морана – это переносной кондиционер, то не стала бы отпускать ее одну взбираться по лестнице.

Но не только это вдохновляло Лелю. Олимп ей уже нравился. Покои для жителей Нави были шикарные, хоть и однокомнатные; сил вдруг стало много, хотя Леля не выспалась; и Морана молчала, значит, не портила никому настроение.

– Пойду спрошу, когда обед, – сказал Сема и вышел из покоев.

Леля осталась одна, если не считать Морану, которая впала в анабиоз.

Леля прошлась по комнате. Справа от входа находилась односпальная кровать, где лежала Морана, в том же углу стоял большой платяной шкаф, отделанный резьбой так богато, что не было видно, где у него ручки. Потолок был высоким, белым, и таким светлым, что иногда казалось, будто его нет вовсе. В центре комната была пустынной. Если б пол был устелен паркетом, а не мохнатым ковром, то Леля подумала бы, что это бальный зал.

Стена слева от двери тянулась гораздо дальше, чем стена справа. Торцом к ней стояла огромной кровать, двухспальная, но уместнее сказать трех, если не пятиспальная. Леля восхищалась ею ровно до того мига, как поняла, что их трое, а кроватей две.

– Надо будет уговорить Сему спать на однушке, – сказала Леля сама себе.

Но и Морана услышала это. Она мигом очнулась, будто ждала приглашения к разговору.

– Он согласится.

– Отлично, – сказала Леля, не понимая, почему Морана такая хмурая.