– Как пить дать, Ягодка, как пить дать. Каков прецедент! Ель давно игрались со огнём, открыто высказывая свои политические взгляды и излишнюю толерантность. В них вцепятся и знатно попьют кровушки. Помяни моё слово. Фэмили-фрэндли школа погубила солнечного мальчика! Тьфу, язык сломаешь.

– А что такой ребёнок вообще делал в школе? Андрей несколько раз говорил, что они не коррекционка и готовы рассматривать в качестве кандидатов только детей с аутизмом. И то с приемлемым уровнем социализации.

– У него мама учитель. Классный руководитель его десятого класса! – Крутогоров, положив локти на стол, придвинулся ко мне ближе: всегда так делал, когда хотел сообщить доверительную информацию: – А ещё на стене при подъёме на крышу обнаружили надпись красной краской: «Мама мимо!»

Вот-те раз, это действительно была любопытная информация. Возможно, помимо буллинга вскроются сведения о домашнем насилии. Или о взятке.

– А он точно сам спрыгнул?

– Вот, вот за это и люблю тебя, Ягодка! – Крутогоров, улыбаясь, погрозил мне пальцем, словно внушая, чтобы и дальше не разочаровывала. – В том-то и дело, что нет. Мутно всё. Нашли его упавшим лицом вверх – уже так-то не типичная поза для парашютиста. Но синяков на руках нет, следов удара ногой в грудь – там крупный такой пацан, от лёгкого толчка едва ли шелохнется – тоже не обнаружено. Ну и по классике жанра, никто ничего не видел, не слышал.

– Получается, опрос свидетелей уже проводили? – Подалась вперёд, испытывая смесь интереса и лёгкой досады. Задавать провокационные вопросы и выуживать правду было моим излюбленным занятием.

– Да так, по верхам. Он в полёт отправился в начале седьмого урока, а это пятница, там уже ни учеников, ни учителей толком не было. Обнаружил его директор. – Крутогоров сплëл пальцы и подвигал ими, собираясь с мыслями. – На место Солнцева выехала со своими молодцами Ветровым и Орловым, а они, ну ты знаешь, заморачиваться не мастаки: распределяют обязанности и быстренько общую картину преступления стряпают. А в классе всё-таки десять человек! Вернее, девять, не считая Теремкова, да классный руководитель. Там точно есть в чём покопаться. – Крутогоров уставился на меня, улыбаясь криво, но участливо.

Десятый класс означал, что все ученики – несовершеннолетние подростки в самом расцвете пубертата. С таким редко кто связывался за милую душу. Подростки или огрызались, или пытались произвести впечатление, из-за чего часто лгали и путали следствие. Прыщ на носу или лопнувшая подошва могли обернуться для них целой трагедией, а смерть одноклассника – нисколько не тронуть. И чтобы со всем разобраться, не прибегая к методу психологического давления, требовался океан терпения. Солнцева с молодцами были хорошей командой, но работа с детьми явно лежала не в поле их интереса, это не борьба с коррупцией или незаконным хранением наркотиков. По этим направлениям за один только год они раскрыли с десяток дел.

– Продаёте расследование? Будь я не заинтересована, ноги моей здесь бы не было.

– Ну, это ты в отпуске, а не я. И будь я на твоём месте, меня бы из отпуска никто не дёрнул… – Крутогоров вздохнул, не отдыхавший нормально уже несколько лет: даже в выходные и праздники его можно было застать на работе. Боялся, что без него остальной руководящий состав всё профукает, и не то чтобы эти опасения были напрасны. – Так отдаю под твоё шефство?

– А я не являюсь заинтересованным лицом? – В кои-то веки спохватилась с этим вопросом заранее.

– Твои девчонки когда выпустились? Год назад?

– Они уже институт заканчивают, Николай Палыч.