Потом молча надел шляпу, хлопнул по ней и вышел.

В отсутствии констебля Макдональда прибыл стокман со станции Этадунна, что в ста милях от Бёрдсвилльской трассы.

Там обгорела из-за неосторожного обращения с огнём дочка управляющего Пола Смита, а обезумевшая от горя мать не знала, чем её можно помочь. Стэн была занята в общине – принимала роды у юной аборигенки, которой едва исполнилось пятнадцать.

Так что Нэнси, пришлось отправиться на вызов одной вместе с отъезжавшим в этот момент почтальоном. С собой она взяла всё необходимое: дезинфицирующие и болеутоляющие мази, мягкие бинты – но как она поняла со слов стокмена, ситуация была почти безнадёжной из-за сильных ожогов, и девочку следовало бы отвезти в аделаидскую больницу, но для перевозки возможности не было.

Проезжая по каменистой степи, они остановились на отдых, где-то вдали виднелись редкие серо-серебристые крошечные хохолки зарослей солончака. Выглядели они совсем чахлыми – высохший солончак из последних сил впитывал влагу из воздуха, слабо надеясь на осадки.

Удачно приспособился!

Несмотря на жуткие обстоятельства путешествия Нэнси, чувствовала себя первооткрывателем, выехавшим из города по легендарной Бёрдсвилльской трассе.

До конца пути было меньше сотни миль. Но по дороге через каменистую пустыню и песчаные барханы её приятно поразило простое и оригинальное сочетание природных красок: побледневшую от зноя землю едва заметно оттеняли редкие поросли и ярко-голубой мираж бездонного озера, возникавший на фоне розовато-рыжих холмов.

Казалось, в этих миражных красках отражается небо.

Однако пески были реальными и создавали впечатление островков-оазисов, несущих влажную прохладу в пустыню. Потом вдруг картина резко менялась, нарушая обманчивый покой.

Без сомнений, то была страна иллюзий.

Уже вечерело, когда они добрались до реки Клайтон, преодолев безграничную изменчивую равнину, где большая пойма не давала разрастаться зарослям, и вдоль горизонта всё вокруг на шестьдесят градусов загораживал лес – настоящие живые деревья.

Ныне русло реки было пересохшим и заполнялось из артезианской скважины само собой, и, казалось, пересохло всё вокруг. С каждого дерева слетали розовогрудые какаду, белые попугаи с жёлто-зелёными клювами нарушали тишину своими криками, всюду сновали зяблики. Стаи попугайчиков в высоте, напоминавших издали зелёных рыбок, заполняли всю округу звонким щебетом. Птиц здесь было не меряно – голуби и дикие утки, плачущие ржанки, ибисы и белые цапли. Во время стоянки, пока лошади отдыхали, а чай только закипал, Нэнси, прошлась вокруг.

После мёртвой пустыни это место казалось полным жизни, дышащим легко, свободно, было звонким и весёлым. Зной, высохшая кора ясеня, на которой был подан кусок солёной говядины, крепкий сладкий чай – всё это были атрибуты незабываемой в жизни Нэнси трапезы. Ей даже захотелось прожить всю жизнь в этом лагере, чтобы вставать и ложиться с пением птиц, но почта обязана идти по назначению, да и ей следует спешить к пациентке.

Нэнси, с Волтом уже преодолели большую часть пути – и в всё на Мёрвине.

Медленно передвигаясь под неспешные разговоры, мулат – помощник почтальона, бережно хранил почтовую сумку. Алекс разбудил крик Волта:

– Дулканинна! Лошадям нужен отдых. Они к тому же прихрамывают – так что, остановимся здесь на ночлег. Шмотки вынести или в бричке будете спать?

– Не беспокойтесь. У меня с собой тёплое пальто.

Волт верхом на Мёрвине удручённо посмотрел вниз, и по его взгляду Нэнси, прочла: «С женщинами одни проблемы!»

– Можете взять одно из моих одеял и выкопать возле огня ямку. Так будет удобнее.