В брачную ночь Хедера не почувствовала ничего, кроме отвращения, как ни пыталась убедить себя в важности этого ритуала, в необходимости этого акта. Она думала о долге, о продолжении рода, о будущем Олеандра, но слова звучали как пустой звук. На Хедеру, словно обвал в шахте, обрушилась страшная мысль: зачатие в грязи породит лишь грязь, а значит, ребенок, если он вообще появится на свет, будет проклят с рождения. «Я не позволю этому случиться,» – прошептала она, ощущая, как внутри нее рождается темная решимость.

Дождавшись, когда его дыхание станет ровным и тяжелым, искалеченная духовно и физически, Хедера подошла к окну, словно лунатик, и посмотрела вниз. Мир ждал ее, но это был уже не ее мир. Не тот светлый, идеальный Олеандр, в который она когда-то верила, а мир, полный лжи, насилия и отчаяния. Бежать было некуда.

Долго вглядываясь во тьму внизу, Хедера поняла, что смерть невыход. Высота была слишком мала, и она выживет, но что потом? Она не хотела стать калекой, обузой, узницей собственного тела. Она хотела свободы. Разум прояснился, и в этот момент Хедера осознала, что должна сделать, чтобы действительно спастись, чтобы навсегда покинуть этот проклятый мир.

Одевая свое привычное изумрудное платье, – символ надежды, которую она вновь обрела. Хедера бесшумно сбежала из поместья, оставив позади свою прежнюю жизнь. Бежала вперед, сквозь пасеку и пастбище, через реку и предгорье, в глубь темного леса, к черте, за которой, как она верила, ждала настоящая свобода, или хотя бы шанс на нее. Она пересекла черту Олеандра, чтобы начать новую жизнь, чтобы найти свой собственный путь, даже если этот путь ведет в никуда. Ведь ничто не могло быть страшнее той тьмы, в которой она жила раньше.

Многоуровневый амфитеатр – центр этого мира. Запах гари, ладана, засохшей крови и вина пропитал это место. Дымная пелена застилает глаза. Скрипачи играют, отбивая ритм ногами создавая липкую и такую сладкую атмосферу средневекового карнавала. Тела музыкантов облачены в черные мантии, касающиеся пола. Лица скрывают маски в виде человеческих черепов, полностью покрывающие головы музыкантов. Принадлежность к людям выдает только открытые запястья и длинные тонкие пальцы. На фоне сочащейся черноты в одеяниях, происходящем и мотивах запястья кажутся белыми, как молоко.

Главное событие каждого месяца здесь – публичная смерть. Выбрать могут любого и именно в этом и интерес. Каждый может сегодня умереть так же, как и наблюдать за смертью любого другого.

В центре на сцене расположились небольшой эшафот служащий вариантом гуманной кончины и арена для пыток, для тех, кому повезло меньше. Какой вид смерти будет выбран, как и всегда, зависит от жребия, который любезно предлагают каждому смертнику. Иллюзия выбора и переложенная ответственность с общества на пойманного.

Скрипичный квартер обнажает сердцевину бытия безумных. Музыканты кружатся в ритмичном танце разрезая смычками воздух. Музыка не замолкает и мотив повторяется снова. Снова и снова без пауз. Восходящая и нисходящая спираль контраста не тревожит. Ноги отбивают ритм по бетонному полу. Движения отточены до автоматизма. Умиротворение и наслаждение моментом чувствовались сквозь маски.

Зрители постепенно собирались и совсем скоро не осталось ни одного свободного места. Хоть и амфитеатр располагался под открытым небом дышать было тяжело из-за смоли, витающей в воздухе. Маски закрывающие лица присутствующих частично решали эту проблему, не давая пеплу попадать в дыхательные пути. Возгласы толпы смешивались с музыкой. Трескания костров смешивались со смехом предвкушая.