В постели с начальником Кристина Лав
Вызов в кабинет
– Он ждёт вас, – сказала Яна, не поднимая взгляда от монитора.
Марина застыла. Папка с отчётами в руке внезапно показалась слишком тяжёлой. Сердце стучало в горле – как всегда, когда он вызывал «на пару слов».
Дверь в его кабинет была закрыта. Всегда. Всегда плотно, как граница между жизнью до и после него.
Она постучала. Тихо, но отчётливо.
– Входи, – услышала она.
Он сидел за огромным столом из чёрного стекла, как король в собственном королевстве. В дорогом костюме, с запонками, которые явно стоили дороже её ноутбука. Его взгляд был… нет, не хищным. Более опасным. Спокойным.
– Марина, – сказал он, не предлагая присесть. – Я посмотрел вчерашние цифры. И знаешь, что мне не понравилось?
Она молча ждала.
– То, как ты пытаешься скрывать, что тебе это всё… нравится.
Он встал. Обошёл стол. Встал слишком близко.
– Я ведь вижу, – тихо, почти ласково произнёс он, – как ты краснеешь, когда я прикасаюсь к твоей руке. Как ты задерживаешь дыхание, когда я прохожу мимо. Как твои зрачки расширяются, когда я говорю тебе «останься».
Марина не нашлась, что ответить. Потому что всё было правдой. Он наклонился к ней, и его голос стал ещё тише:
– Я умею читать людей. А ты – читаешься слишком легко.
Марина сглотнула. Он был слишком близко. Его запах – что-то древесное и терпкое – сбивал с толку. Она не двигалась, будто даже дыхание могло выдать её.
– Я… не знаю, о чём вы говорите, – выдавила она.
Он усмехнулся. Этот уголок губ, чуть дрогнувший в насмешке, выводил её из равновесия сильнее, чем самые грубые слова.
– Знаешь. Прекрасно знаешь. Ты просто ещё не решила – боишься ты этого или хочешь.
Он положил ладонь на её руку. Медленно. Без нажима, но так, что она почувствовала: ещё чуть-чуть – и вернётся тот жар, что накатывает в снах. В её «стыдных» фантазиях. В моментах, когда она оставалась одна и представляла – как это: быть с ним.
– Я могу приказать, – сказал он, глядя прямо в глаза. – Но мне хочется, чтобы ты выбрала это сама.
– А если я откажусь? – спросила она, даже не зная, хочет ли услышать ответ.
– Не откажешься.
Он развернулся, подошёл к двери, повернул ключ. Щелчок – сухой, ясный, безвозвратный.
– Останься, Марина.
Она стояла, как вкопанная. Каждая часть тела кричала: «Опасность!» – но где-то глубоко внутри другая часть, более голодная, шептала: «Ты же этого хотела. Ты же мечтала».
Она сделала шаг. Потом ещё один. Он ждал…
Она не узнавала себя. Вчера она говорила подруге, что её бесит его надменность. Позавчера – обещала себе, что больше не будет на него смотреть. А сейчас… стояла в его кабинете, с замкнутой дверью за спиной и жаром под кожей, который предательски расползался всё ниже.
«Ты сумасшедшая. Он твой начальник. Он может сломать тебе жизнь.»
Но разве он её не уже сломал? Каждый взгляд, каждый приказ, каждое случайное прикосновение – они преследовали её по ночам, как запретный сон, из которого не хотелось просыпаться.
Он стоял у окна, повернувшись вполоборота. Ждал.
– Ты молчишь, – сказал он. – Значит, остаёшься?
Марина не ответила. Просто подошла ближе.
Он обернулся и встретил её взгляд. В этот момент она поняла: он не просто дразнил её. Он проверял. И теперь ждал – не согласия, а подчинения. Она медленно расстегнула пуговицу на блузке. Всего одну.
– А ты… всегда так с подчинёнными? – спросила она хрипло.
– Только с теми, кто не умеет прятать желания.
Он подошёл ближе, и на этот раз – коснулся её первым. Лёгкий жест – кончиками пальцев по шее, за ухом, вниз по ключице. Ни капли спешки. Ни тени сомнения.
Она закрыла глаза. Её тело выбрало раньше, чем разум.
Он не торопился. Именно это сводило её с ума. Ни резкости, ни спешки – только уверенность. Как будто он уже знал, как и где ей приятно, как её дыхание дрожит от легчайшего прикосновения. Как будто он изучал её давно – взглядом, движениями, поворотом головы в лифте, запястьем на столе в переговорной.
Его пальцы коснулись её кожи под рубашкой. Погладили, как гладят фарфор. Он не раздевал – он раскрывал. Медленно, бережно, позволяя ей чувствовать себя не вещью, а желанной.
Она тихо выдохнула, когда его губы коснулись её шеи. Ласково, осторожно, но с неуловимой тенью намерения. В этой нежности была сила, в этой мягкости – власть.
Он развернул её к себе. Провёл ладонями по спине, спустился к талии, потом – ниже. Марина прижалась к нему всем телом, и между ними исчез воздух, исчезло «можно» и «нельзя». Осталось только это: тепло, пульсирующее, стыдное и сладкое желание.
Он поднял её на руки, словно она ничего не весила, и уложил на кожаный диван в углу кабинета – тот самый, на который она боялась даже смотреть прежде. Сейчас он стал алтарём их молчаливой исповеди.
Когда он вошёл в неё – медленно, сдержанно, без слов – она сжалась, но не от боли. От осознания, как глубоко всё это сидело в ней. Сколько ночей она представляла именно это. Именно его. И теперь не было страха. Только пульс, только тёплое, дрожащее «да», которое отзывалось внутри каждым его движением.
Он не торопился. Он чувствовал. И в этих движениях не было только страсти – была необходимость. Желание быть в ней. С ней.
– Ты моя, – прошептал он, наклоняясь к её уху.
– Сейчас – да, – ответила она. – Только не ломай меня.
Он поцеловал её в висок. Долго. Без пошлости. Без игры.
И она снова закрыла глаза.
А правила – он не озвучил
Марина проснулась одна. Простыня рядом была ровной и прохладной, как будто его здесь и не было. Лишь слабый запах одеколона в воздухе доказывал, что ночь не была сном.
Она села, натянув на себя плед, который кто-то заботливо – или холодно? – накинул ей. В комнате было тихо. Только за окном слышались городские звуки, будничные, обыденные. Офис начинал жить своей обычной жизнью. А у неё – всё изменилось.
На столе стояла чашка кофе. Остывшая. И записка:
«Будь на планёрке в 10. Не опаздывай. А.»
Холодно. Ровно. Без намёка на то, что между ними произошло.
Как будто ничего не было? Марина почувствовала, как внутри поднимается лёгкая волна обиды. Она не хотела романтики. Не ждала завтраков в постель. Но это? Это напоминало команду. Сухую. Деловую.
Когда она вошла в конференц-зал, он уже был там. В костюме, как всегда, собранный, с планшетом в руке. Уверенный, отстранённый. Он не посмотрел на неё. Ни взглядом, ни словом не выдал того, что между ними было несколько часов назад.
– Доброе утро, – сказал он, обращаясь ко всей команде. – Начнём.
И тогда Марина поняла: игра началась. Но правила – он не озвучил.
После планёрки он задержал её в кабинете под предлогом срочного обсуждения отчёта.
– Закрой дверь, – бросил он, не отрываясь от монитора.
Марина послушно закрыла. Сердце забилось чаще. Он не смотрел на неё, но напряжение повисло в воздухе.
– Ты не подумала, что не стоит приходить в такой юбке после ночи, которую ты провела в моём кабинете?
– Это обычная юбка, – тихо ответила она, сжав в руках планшет.
– Обычная? – он поднял глаза. – Тогда, может, я просто слишком хорошо запомнил, как она с тебя сползала.
Она вспыхнула. Внутри – злость, стыд, возбуждение.
– Вы просили отчёт, – выдавила она, протягивая документы. Он не взял.
– Я просил тебя. Ты же знаешь, что когда я что-то хочу – я получаю.
Он встал. Подошёл. Встал за её спиной. Близко. Слишком.
– Я всё ещё хочу. А ты?
Она чувствовала, как дыхание щекочет её шею. Он не прикасался, но стоял так, что ей хотелось либо повернуться – либо убежать.
– Может, ты хочешь, чтобы я напомнил тебе, как это было?
– Это… было ошибкой, – попыталась она защититься.
Он усмехнулся. Его рука легла на её талию.
– Ошибки не делают по два раза. Но ты – сделаешь.
Он отстранился. Сел обратно, как ни в чём не бывало.
– Можешь идти. Только не забудь про встречу в семь. И, Марина…
Он поднял взгляд – на этот раз тёплый, обжигающий.
– Надень то, что легко снимается.
Он открыл дверь молча. В обычной чёрной футболке и джинсах, без офисной маски. Но в глазах всё тот же – тот, кто смотрит и сразу знает: твои слабости, твои желания, твои границы, которые вот-вот нарушит.
– Проходи.
Марина вошла, сжимая ремешок сумочки. Квартира была удивительно строгой – чёрный металл, стекло, ни одной лишней детали. Всё, как он: просто, стильно, контролируемо.
– Я думала, мы… обсудим презентацию, – слабо сказала она.
Он закрыл дверь на замок.
– Обсудим. Только сначала – ты встанешь у окна и снимешь с себя всё, кроме каблуков.
– Простите?
– Не делай вид, что не знала, зачем пришла.
Она стояла, не двигаясь. Горло пересохло. Но тело – уже выбрало. Он подошёл. Медленно. Коснулся шеи, провёл пальцем вниз – по ключице, по пуговице блузки.
– Ты знала. С первого дня.
Она задохнулась от его близости. Когда он поцеловал её шею, горячо, глубоко, она сама развернулась к нему, отдавшись губам, рукам, жару. Он раздевал её не спеша, каждой вещью будто отрывая слой защиты. Когда она осталась в одних каблуках, он отстранился. Просто смотрел. И это было страшнее любого прикосновения.
– Повернись, – велел он. Она подчинилась. – Ниже. Руки на стекло.
Он прижал её к холодному стеклу, и она вздрогнула – не от страха, а от предвкушения. Его пальцы вцепились в её бёдра, оставляя красные отметины, а другой рукой он резко оттянул её голову назад, обнажив шею.
– Ты моя.
Губы обожгли кожу, зубы впились в плечо, и она застонала, чувствуя, как по спине растекается жгучая волна. Его ладонь опустилась между её ног, грубо раздвинула пухлые, уже влажные губы её промежности, обнажая розоватую, блестящую от возбуждения плоть. Пальцы втерлись в её раскрывающийся бутон клитора, затем резко ввели внутрь – не лаская, а проверяя, как её внутренние мышцы тут же сжались вокруг них, горячие и упругие.