– А если сейчас ей невыносимо быть собой? Если боль, которую она перенесла… стала той самой трещиной, через которую просочилась тьма?

Катерина покачала головой – но уже не так уверенно. В груди гудело. Обида. Бессилие. И неуверенность, которую она не хотела признавать.

– Ты ведь и сама взяла на себя слишком много, не так ли? Что сказала тебе Амария? Твой долг – защищать оболочку даже ценой собственной жизни, да?

Божество могло только предполагать, но реакция Катерины говорила сама за себя – он оказался прав.

– Только теперь Фьори не оболочка. Твоя сестра в царстве Смерти. Она носит ребёнка, которого должна отдать Хекат. И тебе надо смириться с тем, что шансы на спасение… невелики.

Ксантр поднялся с места, оставив тарелку с остывшим супом почти полной.

– Чем раньше ты осознаешь, что не всесильна, тем проще будет. Если хочешь что-то сделать – учись работать в союзе. Если хочешь изменить судьбу – дерзай. Но мёртвые никого не спасают. Сосредоточься на живых, – бог Знаний кивнул за спину девушки.

Виран вошёл в столовую, лениво потягиваясь, будто всё происходящее его мало волновало. Он подхватил яблоко из корзины и подбросил его в воздух.

Челюсть Катерины сжалась от злости. В то время как она делала всё, чтобы спасти сестру, он вёл обычную жизнь: улыбался, впиваясь в бок хрустящего яблока.

Девушка уже собиралась уходить, не желая смотреть на лицо, что в последнее время раздражало сильнее обычного.

– Кати, – Виран поймал девушку за рукав, привлекая внимание, но её резкий взгляд заставил его выставить ладони в защитном жесте.

– Не называй меня так.

Придворные дети давно выросли, и их пути разошлись. Пусть сейчас они находились на переплетении дорог – это ничего не меняло. Семья Вирана осталась при дворе королевы-узурпаторши, а Катерина была вынуждена спасаться.

– В детстве тебе нравилось… – почесав шею, замялся мужчина.

Неприступная крепость в виде девушки не дрогнула. Её взгляд, несмотря на усталость, метал острые клинки. Но будто этого было мало, она произнесла таким ледяным тоном, что Вирану показалось – он чувствует мурашки на коже:

– В детстве мне казалось, что близкий друг не предаст.

Слова Катерины ударили сильнее, чем хотелось. Он поражался тому, как девушка способна причинить боль с такой искусностью. Конечно, в её мире всё было именно так. Отец Вирана служил Килиан, но он и сестра были детьми. Что они могли сделать?

Не всем дано бороться в открытую. Кто-то предпочитает скрываться в тенях – чтобы в нужный момент нанести удар.

– Ни одного проклятого дня своей жизни я не позволял себе предавать. Даже когда был там. Даже когда играл по чужим правилам, улыбался, притворяясь дураком, – мужчина шагнул ближе и опёр руки в край стола. – Каждый делает то, что ему по силам, Катерина. Я кажусь тебе слабым, потому что моя сила не идёт вровень с твоей. Но я не стану переубеждать тебя.

Ноги приросли к полу. Дыхание сбилось – как бывает, когда долго бежишь, а потом резко останавливаешься. Слова Вирана звенели в голове, разрастаясь трещинами по уверенности, которой она прикрывала раны.

Он прав. Каждый ведёт ту борьбу, на которую способен.

И вот, стоя у двери столовой, наблюдая, как Виран уходит, оставляя её в одиночестве, она поняла: прощение было чуждо ей.

Простить кого-то – значит признать, что ты ошибалась. Катерина не прощала ошибок. Ни своих собственных, ни чужих. С тех пор как Амария спасла королевских дочерей, для Кати началась постоянная борьба. За жизнь. За месть. За будущее.

Богиня вселила в неё мысль, что Фьори необходимо защитить любой ценой. Не просто как наследницу Эстериона – а как нечто большее, что-то, чего сознание ребёнка пока не могло понять. Но слова богини звучали нерушимо. Не требуя возражений. Не нуждаясь в уточнениях.