– Эдуард Львович, что случилось?

– Ромочка, Виля, вот и вы, заходите, заходите. – Все в порядке, Львович, а это кто?

– Говорю же вам, в порядке, а это Иванов Николай Иванович, строгий, но справедливый.

– Здравствуйте, товарищи, распоряжением командующего восточным фронтом я назначен командиром сводного боевого отряда в городе Харбин, то есть вами.

– Беляков Роман Александрович.

– Холошин Вил Юрьевич, а это Шурка. – Шурка?

– Разрешите отлучиться, товарищ капитан? – Разрешаю.

Вил выскочил на улицу, но было уже поздно. Шурка чувствовал себя на улицах Харбина, как дома, да улица и была его домом. Вил стоял и смотрел на спешащих по своим делам прохожих, сердце неприятно заскребло!

– Эх, Шурка, Шурка…

Дверь гостиницы звякнула колокольчиком, выпуская наружу консьержа.

– Таварищя, вама перидать пакета.

Забрав пакет у консьержа, Вил, не спеша, его развернул, сердце заскребло еще сильней. В пакете лежали часы и пуговица со звездой.

«Денек – гаже не придумаешь. Пальцы, как сучки, из рук все валится, чуть не побили… Плохой день, да еще этот спор с Толстым: кто больше за неделю принесет. Если так дальше пойдет…»

Мысли в голове Шурки копошились, словно пчелы в улье, натыкаясь друг на друга. Один момент все-таки согревал его душу: в споре с Толстым он пока лидировал. На его счету был золотой Тиссот, утянутый сегодняшним утром у зеваки.

«Может по девкам рвануть? Не, одному не охота. Вместе с Толстым, а что!»

Купив девчонкам леденцов в ближайшей лавке, Шурка направился в логово, где они жили вместе с Толстым и еще пятнадцатью ребятами. В памяти всплывали картинки их предыдущих похождений. Так, витая в воспоминаниях и представляя себя сегодня, Шурка подошел к входу в логово, еще чуть-чуть, и можно было бы на этом закончить рассказ о Шурке, но на этот раз судьба отвела.

«Что-то не так, дверь настежь, непорядок…»

Логовом был обычный, ничем не примечательный с виду, заброшенный сарай. Но так могло показаться только на первый взгляд. Подходы к нему охранялись. В случае, если одуревшая от голодухи окраинная шпана захочет потрепать общие запасы, на примыкающих к логову улицах были выставлены посты, которые огли дать отпор противнику или предупредить о нагрянувшей полиции.

Шурка понял, что было не так: он не встретил ни одного поста. Значит, случилось что-то действительно серьезное. Из недр сарая доносились звуки, от которых мечтательность мальчика улетучилась в момент. Стараясь не шуметь, он вскарабкался на дерево, в кронах которого терялся чердак. Повис на руках, спрыгнул на выступ крыши пружинисто, по-кошачьи, через пару секунд Шура был уже на чердаке. Неприятные звуки утихли, но ощущение чужого присутствия стало еще сильнее, к нему прибавился накатывавший волнами страх.

«Не-не-не, пойду-к я назад».

Первый осторожный шаг, второй… Третий шаг к спасительному окну не дали сделать обломившиеся под ногами доски. Шурка кубарем покатился вниз, приземлившись в кучу ветоши. Он замер не в силах пошевелиться. Волна страха, царящая в логове, придавила мальчика: ни руки, ни ноги не слушались хозяина, даже глаза, которые Шурка с удовольствием бы зажмурил, отказывались подчиняться владельцу. Их дом превратился в поле боя. Перевернутые кровати, разбитое зеркало – это то, что Шурка увидел в первую секунду. Приглядевшись лучше, он заметил неподвижно лежащие в темных лужах тела ребят. В третью секунду раздался стон, от которого оковы, удерживающие Шурку ослабли, и он смог закрыть глаза, но лишь для того, чтобы открыть их вновь и запомнить эту ужасную картину навсегда. В дальнем от входа углу на столе лежал Толстый, он уже не стонал. Два силуэта, оставив в покое бездыханное тело, стремительно приближались к новой жертве. И тут Шурку будто подбросило, весь накопившийся страх теперь выходил через ноги: так быстро Шурка еще не бегал. Его преследователи не отставали. Звуки погони с каждой минутой становились все ближе и громче.