К. Маркс

^>7 Тэнцзин Гьямцхо, XIV Далай-лама

^>8 Из стихотворения «Заклинания впавшего в отчаяние» 1836 г. Германия Берлин.

Письмо Марксу Генриху:

«Здравствуйте, папа! Прошу извинить меня за долгое молчание. В моей жизни происходят кардинальные перемены. Разум восстает против окружающей меня действительности. Но спешу вас уверить, что сие восстание, никоим образом, не сказывается на моей успеваемости. Отнюдь, недавно я открыл в себе склонность к стихосложению. Сегодня ночью снилась матушка. В следующем вашем письме хотелось бы узнать, как она себя чувствует. Все мои чувства подсказывают, что я стою на поге, за которым меня ждут признание и слава. Мало сплю, но не чувствую усталости. Стал реже ходить в церковь, не могу заставить себя верить, прошу не осуждать меня и принять как данность. Освободившееся в душе место я заполню… другим богом… Любящий сын»

Сердцем города называют вокзалы и порты, если это действительно так, то сердце Харбина далеко не пролетарское. Это и неудивительно, большую часть города построили во время царствования Романовых по проектам Российских архитекторов. Мощное здание вокзала с колоннами из природного камня внушало уважение. Настроение было прекрасным, под стать погоде. Утреннее солнце, еще не успевшее набрать полную силу, приятно согревало, хотелось просто стоять и радоваться жизни, собственно, что я и делал. Порадовавшись жизни пару минут, я направился к выходу в город. Через час с небольшим, добрался до места, в котором меня должен был дожидаться сводный боевой отряд. Маленькое двухэтажное здание гостиницы впустило меня, оповещая портье звоном колокольчика о новом посетителе. Кое-как объяснившись с администратором, я поднялся на второй этаж, где меня дожидался забронированный номер. Город жил своей жизнью, из открытого окна в конце коридора доносились крики уличных зазывал, по всей видимости, где-то неподалеку был рынок, но те звуки, что привлекли мое внимание, доносились не из окна, а из-за неплотно прикрытой двери номера.

– Дядько Эдя, от ти шпарко розумний і я тебе за це поважаю, а відповідай ти мені на таке питання.

– Слушаю вас, голубчик.

– Від чого в мене ноги дужа шпарко смердять?

– Ну, голубчик, это элементарно, потовые железы…

– Ні не по цьому! А по тому вони смердять, що із за дницы зростають.

– Ну, уж тут-то вы меня голубчик уели, чего-чего, а такого объяснения я предположить никак не мог.

Постучавшись, я вошел в номер. На подоконнике напротив входной двери удобно устроился сержант Анищенко, чуть левее, в кресле, закутанный в платок с ночным колпаком на голове сидел Эдуард Львович.

– Здравствуйте, товарищи!

– І тобі не боліти хлопчик, а тобі кого?

– Я – Иванов Николай Иванович, капитан Красной Армии и ваш новый командир.

– А я товарищ Берия!!

– Дорогуша моя, вы бы следили за своими словами, не хочу, чтобы вы учились на моих ошибках.

Подобные вольности в рядах подчиненных я привык пресекать на корню:

– Сержант Анищенко, за неуважительное отношение и высказывания, недостойные советского гражданина, я, как ваш командир, по законам военного времени без… —

Анищенко зеленел с той же скоростью, с которой моя рука тянулась к пистолету в нагрудной кобуре.

– Товарищи, нельзя же так, да что же вы делаете?

Анищенко впал в ступор.

– Товарищ-капітан, я…

Быстро спрыгнув на пол, он попытался отдать честь. – Служу Советскому Союзу.

– То-то же, Анищенко, и впредь запомни о товарище Берии: либо хорошо, либо ничего. Это мой тебе отеческий совет.

– Как о покойниках, прости, господи.

– Эдуард Львович, вы тоже хотите пройти политзанятие?

– Я, голубчик мой, в свое время проходил эти занятия в городе Братске по 58/1а и смею вас уверить, что сам могу его преподавать, так вот.