Неожиданно пустившись в неторопливый бег, он последовал за ней, к ступенькам, спускавшимся с террасы в парк. Он искал глазами фигуру в белом, уверенный, что потерял ее из вида в этом месте. Но внизу, среди цветов и кустарников, ничто не двигалось.

Дэвид спустился и пошел по центральной дорожке, к пруду, бегая глазами то слева, то справа. Он достиг низкой, разрушавшейся стены и посмотрел вниз, на воду: ее тихая поверхность освещалась лунным светом, и серебряное сияние приковывало к себе. Это очарование было разрушено звуком, который он уже слышал: мягкий стук шагов. Только на этот раз они были торопливыми, а босые ноги ступали по каменным плитам.

Эш развернулся, чтобы увидеть то, что к нему спешило, но мощная сила ударила и отбросила его назад; ноги зацепились за стену, и он опрокинулся вниз.

Стоячая вода сомкнулась над его головой холодными, илистыми объятиями; Эш в панике сопротивлялся опутывавшим его травяным щупальцам. Эш неистово извивался – они усиливали свою хватку. Тучи грязи медленно шевелились и разрастались, так что освещенный лунным светом потолок казался испачканным.

Дэвид пытался освободить руки от липких листьев и видел спускавшийся к нему сквозь эти, кружившиеся в водовороте, тучи силуэт, призрак, с руками, распростертыми словно на распятии, в тонком одеянии, которое вздымалось и колебалось в потоках воздуха, с черными волосами, раскинутыми в косах Горгоны.

Мерзкая на вкус вода хлынула внутрь и задушила его крик.

…Эдит проснулась, глаза резко открылись, в ее памяти был все еще ярок кошмар. Рывком она выпрямилась в кровати, дрожавшая и ужасно напуганная. Но не за себя.

Она прошептала его имя: «Дэвид…»

Дыхание ее было тяжелым, и его звук резко раздавался в освещенной лунным светом спальне. Она заставила себя успокоиться, усилием воли выровняла свое дыхание. Рука нежно гладила кожу над сердцем.

Эдит откинулась назад, к изголовью; ее грудь поднималась и опускалась. Она уставилась в пустоту и снова видела те белые, мертвые руки.

Руки, стиснувшие Дэвида Эша.

Эш извивался в воде, возможно, чтобы увернуться от спускавшегося призрака, возможно, чтобы освободиться от прилипавших водорослей. А, возможно, ни для того, ни для другого. Он тонул, и гнетущее осознание одного этого оставляло мало места для других страхов.

Однако, сквозь ужас неминуемой смерти, он почувствовал руку, схватившую сзади его шею.

Когда его потащили обратно, из открытого рта неистово извергались пузыри. Эш боролся, но его усилия были слабыми, туман уже замутил рассудок, члены наполнились свинцовой вялостью. На один короткий и необычно ясный момент он оказался в другом времени – мгновение «дежа вю»: он слабо борется с обрушивающейся водой, его тащит грубая рука, поднимает…

Вдруг он на свободе, холодный ночной воздух хлынул на него так же ошеломляюще, как и стоячая вода, из которой он теперь поднимался. Другие руки уцепились за одежду, безжалостно сжав под ней живую плоть. Его поднимали, перетаскивали через стену, опоясывавшую пруд, который не был более спокойным, а вздымался волнами, созданными его собственными усилиями. Кто-то толкал его снизу вверх, и когда он встал на ноги, перед ним мелькнуло лицо Саймона, с прилизанными от воды, лежавшими на лбу волосами. Что-то жесткое царапало ему спину, а потом он лежал на неровных каменных плитах и извергал из себя жидкое содержимое желудка и легких.

С головой легкой от дурмана со вздернутыми плечами, он барахтался на покрытом лужами камне, дергая конечностями и попеременно то задыхаясь, то хватая воздух.

Эш не имел представления, как долго находился в таком состоянии, но когда, в конце концов, растянулся на спине, со все еще судорожно поднимавшейся и опускавшейся грудью, он увидел вглядывавшиеся в него сверху лица: Симон, Роберт и няня Тесс, все в мокром ночном белье. Младший из братьев был испачкан с головы до ног.