26. Глава 25

– Нет! – из груди, из самой души рвётся крик боли от сказанных мужем слов. – Не делай этого, Лев! Прошу!

Одна секунда, несколько мгновений, и слёзы уже брызгают из глаз, ручьями стекая по щекам.

Он не может этого сделать, не посмеет!

Верю, что всё наигранно, неправда! Иллюзия, ложь!

Он уберёт пистолет обратно за пазуху и откажется следовать дикому приказу Дмитрия.

Но все мои ожидания разносятся вдребезги.

Вавилов не делает этого. Всё также твёрдо стоит на ногах, держа оружие в руках.

Медлит.

Чем я и пользуюсь, пытаясь вырваться из цепких объятий Дмитрия.

Не обращаю внимание на ладони на талии, которыми он обнимает меня. Не раздумывая, несусь вперёд. Чтобы спасти своего мальчика. Своего милого сына, которого с таким нетерпением ждала.

Девять месяцев болей, безграничной любви. Убивающие слова врача, что он может не выжить.

Я терпела слишком многое, чтобы взять и потерять его в один миг!

И даже жесткая хватка длинных пальцев на запястье не останавливает меня.

Никто! Никто не посмеет отобрать у меня того, кого я люблю!

Рыдаю, кричу и пытаюсь вылезти из кокона рук, которые обхватывают всё тело.

Отбиваюсь, бью по ладоням, но не отвожу с него взгляда.

С человека, который хочет лишить меня самого дорогого.

– Лев, прошу, не делай этого! – единственный крик отчаянья, вырвавшийся из горла, когда Романов позади не даёт мне двигаться. – Ты не можешь так поступить со мной!

Очередной поток слёз выступает из глаз. В груди всё горит от обиды, страха и ужаса.

Я ему доверяла. Верила. А он обманывал меня всё это время. Скрывал, что Дмитрий жив, и сейчас всё так же выполняет его приказ – убить моего ребёнка.

Которого он всё это время защищал!

А сейчас просто медлит. Смотрит на кричащего на столе ребёнка, наставив на него оружие. Сомневается, но твёрдо держит пистолет, вот-вот собираясь выстрелить.

И убить не одного человека. Как минимум двух.

Если моего сына не станет… Не выдержу. Погибну следом.

Мне никто не важен в этой жизни. Только он – мой маленький, но яркий лучик света, ради которого существую последний год.

Руки опускались. Но каждый раз, когда ладони трогали живот, я чувствовала – вот оно, то, ради чего я живу.

Ощущала присутствие ребёнка, которого так хотела. И жила. Ради него, не себя.

И сейчас… Не собираюсь так легко потерять его.

Плечи горят от той боли, что причиняет мужчина, заводя мои руки назад. Слышится резкий треск ткани, но мне плевать. Хоть голой, без рубашки, но спасу его!

Но всё снова идёт не так, как я хочу. 

Внезапный удар заставляет потерять равновесие. Полететь вниз, взмывая волосами в воздухе, и посмотреть вперёд, не видя происходящего из-за застилающей глаза влаги. А через секунду упасть голыми коленями на пол, разбивая их в кровь.

Не обращаю никакого внимания на острую боль и пытаюсь встать. Чужие руки крепко держат мои запястья за спиной и следом прижимают к полу, не давая подняться.

– Отпусти! – дрожащий голос срывается, распространяется по всему помещению отчаянным криком, который, казалось, никогда бы не вырвался наружу.

Предпринимаю ещё одну попытку встать, но не выходит. Мужчина заламывает руки назад и дёргает на себя.

Заставляет поднять мутный взгляд вперёд. Посмотреть на обувь Вавилова и снова расплакаться.

– Я не хотел, чтобы ты это видела, любимая, – человек, которого сейчас ненавижу больше всего, не даёт никакой возможности выбраться. Возвышается надо мной, лишая малейшего движения.

И делает это таким… Любящим тоном. Будто обожает, не чает во мне души. И абсолютно уверен, что это – нормально.

Но его тон в секунду меняется. Становится холодным. Беспощадным.