Мария Тихоновна подошла и стала разглядывать мою одежду.

— Ты смотри, неряха какая....

— Долго в пути мы. Постирать не когда было.

— Вон корыто в углу, там же колотушки и терка. Воду в колодце возьмешь. Есть, что одеть то хоть?

— Есть...

— Чистое? — пристально посмотрела на меня Мария.

— Чистое!

— Вон, комнату вам с муженьком приготовила. Вы же повенчанные? — строго посмотрела на меня Мария.

— Да, — от страха сказала я.

— Иди, переодевайся. А я тебе еще вещей принесу, постираешь со своими. И мужа своего вещи возьми.

Так не привычно... Ну что бы не шокировать Марию Тихоновну своими нравами лучше сказать, что Санька мой муж...

Я переоделась и вышла с грязными вещами в руках.

— Баааа, — протянула Мария, — чистое, то чистое, да какое мятое. Непутевая! Как замуж-то тебя взяли. Иди обратно передавайся. Я рубель принесу.

Ох, злыдня какая... А мне с ней жить еще два дня. Надо было весь день проспать. Пошла снова переоделась.

Вышла, а на столе уже лежала куча одежды и рубель.

— Это все на глажку! А я в огород пошла, — цыкнула хозяйка.

Как же тяжело было быть женщиной на Руси. Я накручивала одежду на скалку и крутила ее рубелем, раскатывала и так часа два. Теперь одежду точно надо было стирать. Я так пропотела, что и сказать стыдно. Прогладила еще и Санькину одежду. Смотрю в окно, а там друг на телеге возвращается. Я выбежала во двор и кинулась к нему.

— Сань, а Сань. Может черт с ними... пойдем пешком, — заныла я.

— Ты чего?! А Яга, а гуси-лебеди?

— Я здесь быстрее скопычусь!

— Марусь, ну два денечка потерпи.

— Два с половиной, — надула я щеки и скрестила руки.

— Ты одежи мужу новые принесла? — крикнула мне Мария с крыльца.

— Она меня со свету сживет, — растеряно сказала я Саньке.

— Не драматизируй, — постучал мне по плечу друг.

— Давай одежду свою... — буркнула я, — сейчас стирать буду....

Санька пошел в терем, я проводила его в комнату.

— Мне перед тобой раздеваться, что ли? — смутился друг.

— Да. Я сказала Марии Тихоновне, что мы повенчаны, — я повернулась к нему спиной.

— Чего ты сказала? — взвизгнул Санька.

— Ты что орешь?! — цыкнула, — Ну, а как по-другому... Нельзя на Руси не повенчанным в одной комнате спать. А я на перинку хочу, — надула губы я.

— Так сказала бы брат. Ну или я бы в конюшне спал, а ты в тереме.

— Ой... И правда... Я что-то не подумала... Ну все уже! Что сказала, то сказала. Теперь мы муж и жена. Переоделся? — повернулась я и поняла, что рано и снова отвернулась, вся красная как рак варёный.

— Ну ты даешь... — протянул Санька, — держи, — отдал мне он одежду.

Я не поворачиваясь вышла из комнаты. Руки ломило, а от понимания, что мне еще воду таскать и стирать, становилось дурно. Санька пошел в мастерскую, а вскоре снова отправился в лес.

Весь день я носила воду, била колотушками, терла на доске вещи. Рук не чувствовала. Развешивала последние вещи уже на заходе солнца. Как раз к этому времени и Санька вернулся.

— Ну вот. Молодец! Видишь, как управилась. Эй! Молодец! Иди за Фомой, скажи кушать пора.

«Ура! Еда!» — ликовала я внутри.

— А ты идем, поможешь на стол накрыть, — буркнула Мария.

«Да что б....» — негодовала внутри.

Я вяло плелась в избу, не желая больше работать. Благо Мария уже приготовила ужин, а мне осталось только стол накрыть. Тут и Фома с Санькой и Иваном подоспели. Все умаялись за этот день, поэтому и разговоров не вели.

Поели. Мужчины пошли в мастерскую, а мы с Марией Тихоновной стали со стола убирать да посуду мыть.

— На сегодня все. Иди к себе.

— Спасибо, — вздохнула с облегчением я.

— Может тебе пяльцы принести?

— Зачем? — удивилась я.

— Что б заняться было чем. Не сидеть же вечером без дела.