В десятке метрах от них стоял тот гость кафе, которого в темноте можно было спутать с тигром. Даже не по волосам – а по его кошачьим глазам.

И долго он там стоял? Много успел услышать? Впрочем, какая разница? Говорили то не о нем… И вообще, что за дурацкая привычка – подслушивать?

Заметив, что внимание на нем, гость сказал:

– Но не стану этого делать. – Улыбнувшись, он продолжил: – И не советую вам туда заявляться ближайшую… не знаю… вечность?

– Почему? – воскликнула Леля.

Она того не желала, но в ее голосе звучала тревога. Она даже шагнула к гостю, но тут же попятилась. Просто приближаться к нему казалось опасным. Впрочем, он еще ничего ужасного не сделал и даже не сказал.

– Ммм, – гость поджал губы и, потянув немного, сказал: – Извините, дамы, но я не могу ответить на этот вопрос. Просто мой вам совет: не суйтесь туда.

Леля нахмурилась. Она снова шагнула к гостю, и в этот раз не испугалась – сделала еще один шаг и еще. При этом она говорила:

– Но нам очень надо! Правда! Это дело… да, дело жизни и смерти! Мне просто нужно поговорить с вашим богом смерти. Шинигами? Так его зовут?

С последним словом Леля уже стояла в паре метрах от гостя. Под лучами закатного солнца рассмотреть его было гораздо проще, чем в полутьме зала кафе. Одет он был странно, но в другой одежде его просто нельзя было представить. Сверху – черный хаори. На ногах – широкие штаны в смешную, рыже-белую полоску. Наверняка и у них было специальное название, но Леля о нем не знала.

Леле оставалось сделать всего шаг и схватить его за руку. Но она сумела сделать только первое. Когда ее ступня коснулась песка в следующий раз, рядом с Лелей больше никого не было.

Японец исчез. Растворился в воздухе. Пропал. Прямо как бог. Только вот Леля все глубже убеждалась: никакой он не бог. Не было в нем ничего людского, на что обрекала бога человеческая оболочка.

Леля просто стояла и пялилась вперед, осознавая, что только что произошло. Штаны, которые намокли по голень, неприятно липли к телу. Но Леля не обращала на это внимания – сейчас у нее были проблемки поважнее.

Уяснив, что гость пропал навсегда, Леля медленно развернулась. Она не смотрела на Нимфею, пока возвращалась к берегу – словно стеснялась. На деле же размышляла. Потом спросила:

– Кто это?

Леля сомневалась, что Нимфея ответит. Она и вопрос задавала не ей, а просто так – хотелось сказать его вслух, только чтобы он перестал жужжать в ее голове.

Но Нимфея ответила:

– Кася.

– Что?

Леля нахмурилась и вскинула голову так резко, что собственные волосы полоснули ее по лицу.

– Кася. Ёкай.

– Кася?

– Это его имя.

– Ёкай?..

– Леля, прекрати! – воскликнула Нимфея. – Ты каждое мое слово будешь переспрашивать?

Леля смутилась и, попятившись, нахмурилась. Нимфея говорила об этом так, словно информация была очевидной. Но Леля правда не знала ее.

– Ну прости, – сказала Нимфея, заметив, как Леля приуныла. – Ты пойми меня. Когда живешь столько, сколько прожила я, начинаешь недоумевать, как люди могут не знать очевидные для тебя вещи. Хотя для них они не такие уж очевидные.

Кивнув, Леля снова опустилась на песок. Ноги не держали. Худшим в ее состоянии были резкие перепады энергии. То Леля не могла даже стоять спокойно – хотя подобное ей не соответствовало. Но проходило несколько минут, и она еле держалась, чтобы не упасть.

– Правда ничего про екаев не знаешь? – спросила Нимфея.

Леля качнула головой. Она вообще мало знала. Кое-как разбиралась в славянской мифологии, потому что такой предмет у нее был в университете. Еще меньше знала про олимпийцев и их копирок-римлян – лишь из-за того, что они были популярны в современной культуре. А про японскую мифологию Леля почти ничего не знала – только то, что она существовала.