Наверное, чтобы сделать это мгновение еще более удручающим, у Лели заурчал живот. Она положила на него обе ладони, а затем почувствовала, как из глаз выкатились слезы. До простыни они не добрались – закатились в уши. Так что Леле стало щекотно и она чихнула.

– Ты там не рыдаешь? – услышала она Шинигами.

Ну что же они все думают, что она такая плакса? Может, они и правы… Но вряд ли плакать она будет меньше от того, что они постоянно ее в этом подозревают.

Отвечать не хотелось, но и молчать было невежливо. Так что Леля выбрала среднее: ответить, но невпопад.

– А когда ужин? Тут же будут кормить?

Из соседних камер снова послышались смешки. Но теперь Леля была так утомлена, что даже не вспыхнула из-за них.

– Сейчас утро, – сказал Хотэй, чему Леля очень удивилась. – Кормят по вечерам. Так что придется потерпеть.

– Я не ела с… – Леле пришлось умолкнуть, чтобы вспомнить. – С позавчера.

– Соболезную, – сказал Хотэй и на этом разговоры прекратились.

По крайней мере те, в которых участвовала Леля. Так-то боги продолжили общаться. Чаще всего слышался голос Хотэя. Верно, потому что он находился к Леле ближе всего. Кроме него часто взвизгивала какая-то богиня справа. Леля ее не видела – та пряталась в тени камеры, но беседу поддерживала активнее всех.

Шинигами почти не говорил. И это никого не удивляло. Наверное, Леле крупно повезло не только с тем, что он оказался в камере рядом с ней. Но и с тем, что вышел на разговор. И со сделкой.

По этому поводу можно было попереживать. Но Леля четко сказала условия. Они были простыми и никому ничего плохого не сулили. Даже если она не выполнит свою часть сделки – никто не пострадает.

Как бы Леля того не желала, но мысли о безнадежности ее положения закрадывались в голову сами собой.

Она не может ничего. Не может ничего она. Ничего она не может.

Мысли скандировали это, а Леля и не думала их переубеждать. Это истина. Против нее не спорят.

Слезы снова полились – только Леля этого уже не замечала. Она перевернулась на бок и положила руки под голову. Потом притянула колени к себе, но от этого уютнее не стало. Леля чувствовала себя опустошенной. Наверняка эта пустота образовалось из-за отчаяния. Вряд ли дело было лишь в том, что ее лишили магических сил.

На несколько секунд Леля стиснула кулак, призывая растения. Но лишь убедилась, что они ей не подвластны. От этого грустно не было. Леля едва ли научилась с ними совладать. Как правило, она забывала, что те ей подчинялись – и справлялась со всем своими человеческими умениями. Впрочем, если бы не эта сила, то Леля до сих пор блуждала бы лабиринтом Минотавра, который тамошние боги возвели на Олимпе. Или она бы уже умерла от голода? Сколько бы она продержалась?

На сейчас Леля не ела два дня – и уже чувствовала, что вот-вот умрет от голода. Как же глупо получилось бы. Наверное, ее бы не сразу обнаружили. Решили, что Леля устала и ни с кем не хочет говорить. Это было бы в ее стиле. Жуть какая. Да, лучше было поберечь себя, и умереть в Нави. Хотя лучше вообще не умирать.

Леля заснула. Сама не поняла как. В голове роилось столько мыслей, что сну просто некуда было всунуться. Да и Леля только очнулась – не должна была так скоро устать. Впрочем, ночью она спала не то, что хорошо. На полу, еще и потеряв сознание… Не удивительно, что ей так плохо – даром что внутри божественная сущность.

К тому же, заснуть сейчас было просто замечательной идеей. Ведь во сне Леля не чувствовала, как от голода крутит живот. Да и время прошло быстрее. Леля рада была совсем не проснуться. Застрять бы сейчас в царстве снов, где ее бы нашел Сон, или хотя бы Дрема.