– В добрый путь! – кричали им вслед, и кто-то говорил «спасибо». Не учёные люди, а всё ж понимали, что человек человека спасать должен. Кто как может.
И теперь Екатерина Ивановна спасала их в ответ.
Вместе с княгиней Марией Волконской спасала она и культурный Иркутск. Не успело сесть солнце за вечереющий горизонт, как горожане знали, что сегодня в домах в Знаменском или за Преображенской церковью будет играть музыка, идти домашний спектакль или станут читать привезённый из Петербурга роман «Герой нашего времени». Здесь пели романсы, танцевались кадрили и полонезы, устраивались маленькие балы и по-своему торжественные приёмы. Екатерина и Мария, не имея возможности вернуться в родной Петербург, вносили его в Иркутск всеми возможными путями: посылками, проезжающими на восток столичными друзьями и приятелями.
– Вы в следующий раз привезите сборники стихов. Здесь этого очень не хватает, – говорила Екатерина Ивановна, собирая всё тщательно в домашнюю библиотеку, – и для потомков, и для всех желающих иркутян. Ведь если б не знания, не душевные книги, ей сил бы вот, так морозные годы в Нерчинске, не хватило б прожить. Иной раз примёрзнут в холодной избе волосы к лежанке, а пару стихотворных строк французских согреют, успокоят. И песня льётся с губ, а так куда легче и веселее шить любимому тёплые рубахи, и похлебку готовить. В этих узких крестьянских условиях сразу познаёшь, что всё ж легче жить, подчиняя себя духу искусства.
Спустя пару лет жизни в Иркутске, с ног Сергея Петровича Трубецкого, наконец, навсегда пали кандалы и его душа могла без примесей железного стука оков слушать родной голос любимой Каташи. Для Екатерины Ивановны и детей Сергей Петрович разводит прекрасную оранжерею, затевает строительство отдельных пристроек, музицирует по вечерам с детьми и учит истории и точным наукам сына Ивана. Он прирастает душой к этим сибирским местам, перемолов все испытания как данное – в этих местах ему, его семье суждено было войти в историю, оставить заметный след на карте Иркутска. И, когда верной Каташи не станет, он будет долго утирать старческие слёзы, принося каждый день цветы на её могилу во дворе Знаменского монастыря. И тепло её души останется в сизых, голубоватых как её глаза, стенах той усадьбы, что купит Сергей Петрович своим дочерям как приданное, а по сути как вечную память о своём преданном ангеле Каташе.
Глава 2. VivalaCuba!2
Маленький такой, а уже смышлёный. Бурый, пушистый. Совсем малыш, размером с ладонь, а уже ловко лезет на плечо – облизнуть своего хозяина, приютиться возле него. Рядом с этим пушистым комочком всякий партийный работник расплывается в улыбке, заходится в мальчишеской радости и с умилением смотрит как косолапые бурые лапки неуклюже, но послушно переваливаются по трапу самолёта. Безобидный малый ребёнок сибирской тайги медвежонок Байкал отправлялся в неизвестную жаркую страну через моря, океаны. Его новым другом стал главный герой майского Иркутска 1963 года.
Утреннее солнце (как штык) по позывным радио «Маяк» уже в пять утра вырастает из-за горизонта, обливая своим светом пустынные просторы на левом берегу Ангары, касаясь едва-едва строительных кранов. Первые рассветные часы здесь не такие как в Москве, не ленивые, это уже рабочее утро. Рабочее субботнее утро. В четыре утра из депо выходит в свой первый рейс троллейбус, в магазине на углу Сухэ-Батора и Карла Маркса выставляют свежий привоз книг – журнал «Новый мир» и повесть некоего Александра Солженицына, в ряд стоят книги в белом переплёте с надписью на корешке – «Э. Хемингуэй» и разворот с картинками «Евгения Онегина», на которого уже в восемь утра встанет очередь. На хлебном заводе печи завершали свою первую партию и вот-вот в универсам потянутся гражданки за свежим мякишем для завтрака. Передовицы газет сообщают о том, что вскоре на правом берегу Ангары заживёт полной жизнью район Академгородок. Он ещё скромен, не велик, всего на пять домов по улице Лермонтова, но время всё быстро меняет: руки рабочие несутся складывать кирпичик на кирпичик, окошко к оконцу; студенты в пять утра, уже давят зевок на губах и разводят вязкую жижу шпаклёвки в ведре, насвистывая музыку из кино. Один раз сходил, а она приелась, ззараза.