Розыгрыш жениха состоится третьего ноября одна тысяча девятьсот пятого года, в пять часов вечера, в поместье «Кукушка».

Желаем вам легкой победы и просим не опаздывать!»

Я свернула письмо и нахмурилась. Никогда бы не подумала, что к девицам, желающим удачно выйти замуж на всю жизнь, нужен именно такой подход. Всегда считала, что девушка на выданье должна подчеркивать начитанность, умение вести светскую беседу и музицировать. Вроде, мы это с кузеном и обсуждали… Странно, что об этом в письме не сказано ни слова… Или я что-то путаю..?

Вот если бы мне пришло такое приглашение, я бы отказалась!

И всё же с какой готовностью будущие галатеи господина Пигмалиона пошли на выполнение этих возмутительных требований! Наверное, это просто я чего-то не понимаю…

А кузен оказался прав: мои весьма небогатые подруги не постоят ни за какими ухищрениями, лишь бы захомутать несчастного господина Пигмалиона! Боюсь представить, что могло бы произойти, если бы кузену пришло в голову написать, будто для прохождения предварительного отборочного туда, им надо столкнуть с крыши любимую престарелую кормилицу. Есть подозрение, что мы бы завтра же имели соответствующую новость в криминальной хронике.

«Как печально, – думала я, – что за роскошными особняками господина Пигмалиона, яхтами, заводом по производству туалетной бумаги и автомобилем марки „Форд“ последней модели никто так и смог разглядеть утонченную душу Великого Скульптора! А видят лишь контрамарку на дорогой спектакль в бельэтаже, который сами себе не могут позволить. Ну почему жизнь так к нему несправедлива? Разве его не за что больше любить?!»

Но тут я вспомнила про непристойную записку в Библии, с «домогательствами» до дядюшки, и мой пыл слегка поутих.

«Вот почему я должна его жалеть? Он же не бедная Анита, из рыбацкого поселка!»

А потом у меня в голове, с опозданием на целых две недели, стал вертеться вопрос: а зачем я вообще созвала весь этот балаган из галатей, если сразу хотела выдать за Пигмалиона Аниту? Надо было всего лишь правильно преподнести ей господина Пигмалиона. И нарядить ее в духе Шахерезады… Вместо того чтобы плодить ненужную конкуренцию… Зря я не послушалась кузена и сделала акцент на светской беседе и настольных играх.

Затем мой мозг начал сверлить другой вопрос, не менее неприятный, чем предыдущий: а с какой стати мне думать о счастье Петры, Элизабет и Беатриче? И почему я согласилась запустить господина Советника в винный погреб, потрошить раритетные вина, которых больше нигде нет?

Я уже забыла и про дядюшку Карла, с его небольшой грядущей изменой тетушке Жозефин. И про желание отвязаться от господина Пигмалиона, устроив ему надлежащую супружескую жизнь, для которой его необходимо намертво пригвоздить к Аните.

Откуда-то взявшаяся назойливая мысль, что я все делаю вопреки самой себе, не давала мне покоя. Она начала разрастаться и причинять столько душевного неудобства, что я даже подумала всех разогнать. Но потом решила, что это будет выглядеть еще хуже, чем Восточный бордель у меня в гостиной, пустой винный погреб и спящая Анита на подоконнике.

«И все-таки факт остается фактом, – думала я, глядя на счастливых и взволнованных Элизабет, Петру и Беатриче, – Я складываю ягоды в чужую тарелку. Ведь я даже не могу считать их подругами! А значит, не имею права жертвовать собой ради их благополучия!»

Я где-то читала, что дружба подразумевает взаимную симпатию, равенство сторон и наличие чего-нибудь общего.

С моей симпатией к ним – все понятно. А что касается равенства, то там не уточнялось, о каком именно равенстве идет речь. Умственном? Физическом? Социальном?