Когда говорят: «Мне нравится музыка Филиппа Киркорова», глагол «нравится» употребляется либо в одном из двух вышеприведённых значений, либо в каком-то очень к ним близком. Относительно этой разновидности музыкального продукта иная реакция человеческой природой не предусмотрена.

Музыка Pink Floydили Сергея Рахманинова нравится в ином смысле, ибо способна вызвать у слушателя «совершенно особое от всех других чувство радости и единения душевного с автором и другими слушателями». Это последнее значение глагола «нравится» не отменяет и не упраздняет предыдущих его значений, и для людей, в принципе незнакомых с подлинным эстетическим переживанием, сохраняется возможность оценивать произведения искусства как кулинарные блюда или цвета радуги. Они никогда не испытывали цитированного выше чувства и поэтому искренне принимают за него другое, выражаемое тем же глаголом.

Такой подход отменяет критерий компетентности: критик обретает право и основание судить обо всём и искренне изумляться непонятливости некоторых коллег. Подобных критиков – тьмы, в искусстве, как в политике, разбираются все, но особенно их много среди критиков профессиональных, где, усвоив технику написания статей, книг и диссертаций, они чувствуют себя наиболее вольготно. Благодаря им оказалось возможным появление авангарда, постмодернизма, восхищение «Фонтаном», «Чёрным квадратом», поеданием собаки корги и т. п., но об этом речь пойдёт позже.

Что касается «лукавых» критиков, им приходилось испытывать цитированное выше ощущение; они знают, с чем сравнивать, но поскольку его проявление – вещь капризная, непроизвольная, а противостоять социальному конформизму способны немногие, они восхищаются заодно с авторитетными для них людьми и скрывают свой восторг, если их окружение негативно отзывается по тому же поводу, либо поступают так в силу служебной необходимости. Вспомним признание моего знакомого, приведённое в начале этого текста.

Композиторы, авторы, дирижёры – люди, ответственные за результат, – часто сотрудничают с профессионалами, не понимающими и не чувствующими исполняемую музыку. Первые, предлагая работу, обычно вообще не интересуются отношением нанимаемых к исполняемой музыке. Им достаточно услышать несколько фрагментов в исполнении кандидатов. Положительное решение необязательно свидетельствует о признании таланта потенциального участника проекта, но несомненно говорит о том, что работодатель знает, как использовать услышанные звуки.

Музыкальное произведение – это гармонически организованные чередования правильных звуков и пауз, безошибочно расположенных во времени и способных выразить авторские чувства и замысел. Такие звуки необязательно извлекаются с помощью музыкальных инструментов. Это может быть собачий вой с Seamus, стук и бой часов с Time, звон монет с Money и десятки иных, издаваемых самыми неожиданными предметами звуков, которые музыканты Pink Floyd, прежде всего Роджер Уотерс, превращали в музыку. При таком сугубо функциональном подходе понимание источниками звука исполняемой музыки не только не требуется, но в некоторых случаях совершенно невозможно.

Есть замысел и есть инструменты и средства его воплощения. Чем яснее и конкретнее автор представляет себе конечный результат, тем меньше свободы у исполнителей. Точно так же некоторые театральные и кинорежиссёры видят в актёрах только механизмы.

Подводя итоги, мы вынуждены согласиться с тем, что мнение профессионалов, столь ценное относительно эмпирически устанавливаемых признаков (таких, как чистота исполнения, своеобразие формы и т. п.), по праву обладает верховным авторитетом там, где содержание явления без остатка разложимо на такие признаки, и специфически ущербно относительно явлений, не исчерпываемых «химическим анализом» и «бухучётом».